Паштет

Хрустнуло шибко, немец со стула стал сползать как тряпичная кукла (у старосты в избе мебель культурная была — два стула и комод), а старый солдат подхватил винтовку оглоушенного и, выворачивая у немца из сумочек на поясе блестючие патроны, (девчушка тогда еще подивилась блеску) лютым шепотом, тоном не допускающим возражений, велел бывшим в избе и обалдевшим от увиденного бабам и детям бежать до леса. И так был в тот момент старик страшен, что бабы даже заголосить по своей привычке бабьей забоялись. И почти все кинулись по огородам в лес. А в деревушке этой невеликой поднялась пальба, а потом горело там всю ночь. Из деревни тогда спаслось четыре бабы и шестеро детишек, из войны — ровно половина убежавших. Что услышал дед в разговоре двух немцев старушка не знала, но человек был выдержанный, мудрый и просто так бы не поступил, тем более, что несколько соседских деревень немцы уже наказали по полной схеме "за поддержку бандитов". Схема же была простая — все ценное из деревни забиралось, скот, жратва, имущество хоть сколько-то полезное тоже, тех людей, что могли работать на Рейх угоняли в концлагерь, а всех, для работы негодных — стариков да детей в первую очередь, стреляли или, не мудря особо, загоняли в сарай или церковку или амбар — где народу побольше влезало — и потом жгли, вместе с остальными строениями, чтоб духу людского не осталось. Оставалось от деревни жженое, мертвое место.

Попалось Паштету в другом месте, как ветеран рассказывал, что входил их отряд в такое сожженое село, а голодные были все — аж шатало. И рассказчик, бывший в головном дозоре, обрадовался, увидев, что хоть село и разорено дотла, но капусту немцы убрать забыли, и много кочнов осталось, густо так торчат, можно будет брюхо набить наконец-то. А подошли поближе — сначала показалось, что кочны какие-то неправильные и больно густо растут, близко друг к дружке, а потом поняли — что черепа это. Как сожгли каратели в сарае жителей, набив битком, как сельдей в бочку — так и валялись все неубранные, только черепа белели поверху останков.

Почему-то подумалось Паше, что тот старик из деревушки, где Лёха свою девственность оставил, вполне мог так поступить. Но у того своя винтовка была, да и вообще — не хотелось думать, что погиб старичина тот. Глупо конечно, но — не хотелось.

Вроде как проще получалось с разведчицей по фамилии Дьяченко, но только до того момента, как выяснилось, что повесили за время оккупации в райцентре немцы аж пятерых девушек с такими фамилиями — от 14 до 23 лет. А имени Лёха не помнил, обалдуй. И поди, гадай — повезло той тонконогой стрикулистке — или нет.

Даже с партизанским отрядом осталось все неясно. Сначала при Лёхе был он безымянным, а потом появилось там отрядов несколько и когда оккупанты-колонизаторы взялись за их истребление всерьез, аккурат это пошло после Лёхи, то некоторые отряды ликвидированы были полностью, другие сливались вместе, потом громили и их, а они возрождались, и сам черт там ногу бы сломал.

В глазах рябило от десятков названий карательных операций, немцы придумывали для экспедиций самые разные — от романтических "Зимнее волшебство", "Лесная зима", "Клетка для обезьян", "Весенний праздник", "Шаровая молния", "Громовой удар", до деловитых "Соседская помощь", и уж совсем скучных "Коттбус", "Рысь", "Захват". Но как бы не называли эти операции, а суть была одна и та же и рапорта, скромно, различными эвфемизмами обозначали одно и то же — типа "обезврежено 1627 бандитов, из них мужчин 123, женщин 1504, изъято 14 единиц оружия, израсходовано 5400 патронов винтовочных и 680 автоматных. Умиротворено 18 населенных пунктов (тут следовал длинный список убитых селений — всякие Аржавухово, Белое, Чарбомысли, Альбрехтово, Байдино и Тройдавичи, Гарбачево, Двор Чарепито, Вауково, Велле, Гарелая Яма, Гуйды, Ниуе, Плигавки, Рожзново и так далее) причем 2041 работниц вывезено на работы в Германию, эвакуировано 7468 голов скота, 894 коней, около 1000 штук птиц, 4468 тонн зерна, 145 тонн картофеля, 759 тонн льносемян и льнотресы и многое другое — все очень подробно было записано. Причем грабежом увлеченно занимались и "чистые вермахтовцы, честные солдаты". Во время операции против "бандитов" 35 пехотная дивизия была снята с довольствия Вермахта, и обеспечивала себя сама — грабя вовсю население. Командир дивизии генерал-майор Рихерт гордился, что сэкономил для Вермахта "мяса 167 460, овощей 139 880 порций и 42 123 мерки фуража".

Конечно, с профессиональными карателями сравниться было трудно, там работали настоящие профи, которых чем-либо удивить было сложно. Попалось Паше в читанных воспоминаниях, как во время ликвидации очередной деревни перепуганная маленькая девчушка искренне попросила вооруженных вояк, которые сноровисто и привычно убивали ее родных и соседей: "Дяденьки, не убивайте меня, я вам песенку спою!"