Паштет

— Это куда? — растерялся очумелый шпицбергенец. Он вдруг с удивлением понял, что напрочь забыл — куда идти и где стоят телеги, а особенно — где телега канониров с его добром.

— Я доведу! — снизу заявил странно бодрый Нежило.

— Найдешь? — засомневался Паштет.

— Да, хозяин!

— "Два слова", прекрати себя щупать за мягкие места, ты не вдовица! Иди, помоги Паулю! — приказал старший канонир.

— Ребенок новорожденный — забурчал Шелленберг.

— Закрой едало и делай, что велено! — уже злее сказал Хассе.

— Иду уже — отозвался усмиренный бунтарь и троица пошла совсем не туда, куда бы пошел сам Паштет. Но спорить не стал, он чувствовал в тяжелой голове странную легкость и бездумие, словно вместо мозгов теперь внутри черепа был воздушный шарик.

Потом перед глазами все словно повернулось и встало на места. оставалось только дивиться, что так был дезориентирован. Сроду такого не припоминал за собой!

На минуту задумался — надо патроны переснаряжать при посторонних — или не стоит? Как бы не стукнули по башке в таком-то бою, он, разумеется, заинтриговал компаньонов роскошью жизни в Шпицбергене, но может найтись кто, считающий синицу в руках куда лучше журавля в небе. Капсюлей хватало еще на две перезарядки всех гильз, а пороха и пуль на одну. Хотя, тут рядом есть и порох и пули.

— Слушай, ты можешь пуль налить? — спросил у Шелленберга.

— Раз плюнуть!

— Тогда хорошо. Вот тебе мерка, я вставлю эти пистоны, ты засыпаешь порох, пыж, потом пулю. А вот это — картечь, ее тоже ставь.

— Худое дело — почему-то огорчился "Два слова" глядя на картечь. Потом поглядел на недоумевающего Паштета и махнул рукой.

— Тут сойдет!

Говорить не хотелось, обсохший язык ворочался во рту, как рашпиль. Слушали — что там, у стены? Там постреливали, но видно последняя атака охладила пыл нападавших, да и темнело быстро. Последние патроны собирали уже наощупь.

— Ну теперь тебе будет недурная работенка у нас дома — сказал Пауль, и пояснил, что сборка патронов — чистая и денежная ремесленная деятельность и занимаются ею как раз опытные в прошлом вояки. На такую похвалу "Два слова" осклабился, словно кот при виде сметаны.

Вернулись уже в темноте. Горевшие на щитах факелы света давали мало и Паштет споткнулся о трупы, которых раньше тут не лежало. Выяснилось — от пушки оттянули двоих приданных раньше, их Паша что-то весь бой не видал. Оказалось, погибли эти неудачники еще утром, а он и не заметил. Поверху таращился. Не под ноги.

Доложил, что теперь снаряжен. Хассе кивнул. Спросил, что с боезапасом — понравилось ему сегодня такая скорострельность. Ответил, попутно уточнив, что это так Шелленберг закис при виде обычной картечи? И удивился, когда и старший канонир поморщился. Штука оказалась в том, что картечь мушкетная в европейских наемных бандах считалась преступлением и потому за ее применение из отряда выгоняли к черту, а взятому в плен врагу, у которого такое находили — отрезали кисти рук и стопы. Ровно как тем ребятам, которые таскали богопротивные фламмберги.

Потом Хассе подумал — и тоже махнул рукой. Тут законы цивилизованного общества не годятся, турки и тартары вполне лупят рубленым свинцом, а это еще хуже чем явно катаная картечь. Нужно тридцать зарядов? Ладно, он поручит Гриммельсбахеру, тот, на посту сидя, нарубит ночью, глаза у пройдохи, как у сатанинской кошки, в темноте видит. А теперь помолиться — и спать. Завтра день решающий. Черт его знает — тут Хассе перекрестился и помянул Богоматерь — чудо, что сегодня отбились, завтра еще страшнее все будет. Но отборные войска не воевали сегодня. Силы берегут. Завтра встретимся. А теперь спать и караулить!

Спал плохо — мешал рокот орудийный с другого конца лагеря. Орудия лупили почти всю ночь, зачем, почему, в кого? Ведь темно же? И били пушки размеренно, не атака, судя по всему.

Утром проснулся от жалобного визга и ржания лошадей из центра лагеря. Животинки хотели пить и просили воды. Увы, ее и людям не хватало. Воздух был еще прохладный, но чувствовалось в нем необъяснимое, но четко говорящее — день будет жарким, а небо — безоблачным. Задудели рожки и дудки. Подъем!

И на той стороне — тоже самое. Войска готовились к решающей драке.

Потряс пустую флягу. Нежило грустно пожал плечами — вчера он украл полведра воды, но не донес — отняли злые люди. Хорошо не прибили. Ведро-то их было. И вода.

Укоризненно поглядел на нерасторопного слугу. Тот заежился, засмущался.

— Пулю сунь в рот. Меньше будет хотеться пить — посоветовал многознающий Гримельсбахер и показал зажатый между зубами серый шарик.

Вспомнилось попаданцу, что свинец ядовит и может быть опасен для организма, но потом он сообразил, что опыт у этих проходимцев большой, видно, что всякого хватили, раз советуют — стоит попробовать. Вряд ли за день успеешь отравиться всерьез. Черт, как же пить хочется! Аж зубы шуршат о щеки…

Закинул в сохлую пасть тяжелый серый шарик. Металлический привкус на языке, но вроде и впрямь — легче.