Пашка

И вообще, а что, если он сейчас зайдёт в кухню, а там у раковины стоит страшнющий клоун с большой связкой красных шариков? Медленно повернувшись к ребёнку и оскалившись, он злобно прошипит: «Пашка, хочешь шарик?».

А потом, вдруг, подпрыгнет, крепко вцепится в руку и…

Укусит.

Мальчуган остановился, зажмурился и сильно сжал маленькие кулачки. «Я уже взрослый! Я не боюсь дурацких фантазий!».

«Не боюсь! Не боюсь!».

«Не боюсь!».

Пашка настойчиво нашёптывал особое заклинание, которое он повторял каждый раз, в моменты сильного ужаса. Этот способ когда-то подсказал ему папа. С тех пор мальчуган всегда пользовался им, и, надо сказать, магия работала.

Как сработала и в этот раз. Образ жуткого клоуна, протягивавшего красный шарик, беззвучно лопнул.

Открыв глаза, мальчик оглянулся.

Никого.

Даже тьма отступила, и теперь Пашке удалось разглядеть стенку напротив. А может просто глаза наконец привыкли к темноте. «Надо было взять с собой Дюшу, он бы меня защитил», — нахмурившись сказал про себя мальчик и оглянулся на дверной проём своей комнаты. Горло вновь сдавило, и ребёнок от души прокашлялся, разодрав сухое горло. Жажда настойчиво напомнила о себе, подгоняя мальчугана. Тяжело вздохнув, Пашка отлип от стены и шустро прошагал в кухню.

Здесь было много светлее, прямо напротив прохода-полуарки располагалось большое двустворчатое окно, которое обычно не занавешивали, и лунный свет свободно проникал в компактную кухню, красиво заливая её серебром. Пашка посмотрел на большую луну, походившую на гигантскую головку сыра, и застыл на месте. Ему вдруг сильно захотелось загадать желание.

Даже два.

Нет, три.

И чтобы они сбылись без промедления.

Хотя с чего бы желаниям сейчас сбываться?

Почесав затылок, Пашка решил, что все свои хотелки, которых за год скопилось не мало, лучше загадает в новогоднюю ночь, а пока нужно попить воды, да пойти уже наконец-то спать.

Оглянувшись, мальчуган приметил стул, стоявший справа от входа в кухню. Деловито подвинув его к массивному деревянному столу, Пашка сел на него и осмотрел широкую столешницу, на которой были расстелены 3 небольших бамбуковых ковриков.

Слева у стены стоял среднего размера синий пластмассовый графин, наполовину заполненный кипячёной водой. Рядом с ним стоял небольшой дежурный стакан, который родители оставляли на столе на тот случай, если вдруг кто-то встанет попить посреди ночи. Тут же рядом приткнулась широкая не высокая старомодная конфетница, на дне которой грустила пара шоколадных конфет «Степ» и старая сушка, лежавшая здесь, кажется, уже не первый месяц. Конфеты сильно манили мальчугана. Родители не позволяли ему есть много сладкого, а тут он оказался наедине с желанным лакомством.

Мальчик сглотнул слюну, из горла вырвался громкий кашель, от которого у ребёнка перехватило дыхание. Переведя дух, Пашка облизнул сухие губы и потянулся к конфетам, но быстро передумал и одёрнул руку. Конечно же ему очень хотелось съесть сладость, но и нарушать правила мальчик боялся, ведь с утра ему могли устроить нагоняй. Бросив грустный взгляд на конфетницу, мальчуган подвинул поближе стакан, взял обеими руками графин и налил себе воды.

Позади откуда-то из глубины сумеречного коридора раздался лёгкий шорох. Ребёнок обернулся и прислушался, однако больше ничего не услышал. «Наверное родители проснулись», — пожав плечами, сказал про себя Пашка. Они частенько засыпали под телевизор, который так же часто забывали выключать. Мальчуган никак не мог понять, как так можно спать — не удобно же, кто-то постоянно говорит, хоть и тихо.

Только спать мешает.

Ещё раз пожав плечами, Пашка жадно прильнул к полному стакану, быстро осушил его, поставил посудину на стол и вытер рот ладонью. Жажда отступила, хоть и не окончательно, горло всё ещё першило от сухости. Облизнув губы, мальчик вновь потянулся к графину, взял его в руки и уже собирался наполнить стакан водой, как вдруг услышал из коридора короткий скрип двери.

В голове всплыл образ жуткого отвратительного клоуна, правда если в прошлый раз он приходил со связкой красных шариков, то в этот раз в его руке блестел большой широкий острый нож, напоминавший тот, которым в кино разделывали мясо. Бурые капли соскальзывали с клинка на огромные ботинки, изо рта клоуна неприятно несло табаком и гнилью, глаза бешено крутились, выскакивая из орбит.

«Пашечка, хочешь я подарю тебе шарик? Тебе уже пора уходить. Пойдём со мной»

«Пойдём со мной!»

«ПОЙДЁМ СО МНОЙ!», — истерично повторял клоун, перебрасывая нож из руки в руку.