Для своего возраста Валенсия была высокой и по-журавлиному длинноногой; волосы она зачесывала назад, а лицо раз в неделю мазала сливочным маслом, чтобы кожа была нежнее. В «Кафе Фаталь» ее привела подруга, Паис, — девица на два года старше Валенсии, с телом, туго обтянутым блузой, и кожаным мешочком на поясе, в котором блестело немало серебряных монет. На руке Паис сияло бирюзовое кольцо — маленькое, совсем детское, но она умела снимать его, погрузив палец в банку со свиным жиром. Валенсия внимательно наблюдала за тем, как Паис, словно совершая обряд, опускает палец в жемчужно-белую массу, а сама в это время отрезала масло кухонным ножом и размазывала его по рукам, ногам, шее и пяткам. Обе девушки выросли без родителей. Паис совсем не знала своих, а семилетняя Валенсия видела, как ее родители погибли в наводнении, которое в один миг стерло с лица земли их родную деревню Вилья-Васкес. Вместе с ними не стало еще тридцати семи жителей; они славились своей работой по серебру и красивыми коралловыми бусами. За несколько минут до наводнения, когда стало ясно, что деревню уже ничто не спасет, мать Валенсии сумела отвести дочь на одну из кирпичных колоколен собора во имя Чудесного Спасения и поспешила в их маленький дом за младшим братом — хромым Федерико. С высоты колокольни Валенсия смотрела, как бурая вода, будто дикий зверь, набросилась на деревню: в потоке неслись два больших камня, похожие на выпученные глаза; и этот зверь пошел заглатывать одно за другим — дома, шелкоткацкую фабрику, плавильные печи вместе с трубами, конюшни, рынок, где мать Валенсии покупала кукурузное масло, сушеную говядину и банки с консервированной рыбой, которые привозили из Масатлана; Валенсия видела, как грозный поток втягивает в себя повозки, целые тополя, кусты дикой горчицы и тех самых тридцать семь человек — они метались, как мыши, перепуганные мяуканьем кошки, и отсюда, с высоты, казались ей мелкими, суетливыми, как эти грызуны. Все, только не ее отец, мать и маленький Федерико, которые не стали уподобляться мышам; они встали под сосну, лицом к стене воды, перекрестились и встретили свою гибель. Валенсия видела, как их поглотила пучина, и ее объял ужас и за них, и за себя: собор, с двумя башнями колокольни, стоял как раз на пути воды, так что, проглотив сосну, через несколько мгновений вал уже ломился в окованные железом двери собора, где падре Сид защищался от него, подняв над головой Библию. Собор почти весь скрылся под водой; она стала подниматься выше, к перекладине, на которой висел колокол; Валенсия тут же подумала, что все, теперь ей конец, и замерла в ожидании, крестясь и шепча молитвы. Но вдруг вода замерла, и Валенсия, которая за все это время ни разу не закрыла глаза, увидела, сколько вреда вода нанесла, — везде плавали крыши от крылец, резные ставни, колеса телег, железные щипцы, лошадь, которую швыряло, точно прутик, старая сеньора Викарио, толстая, точно корова, — она так и не успела отпустить цепь, за которую держала своего быка, Карлоса, и они плавали, точно буйки, — а потом вода и вовсе начала отступать, успокаиваться, и к утру ее ровное зеркало заблестело на утреннем солнце, и из него торчали только две башни колокольни да одинокий, сломанный ствол сосны.