Пасадена

Все пропало. Линда посмотрела на небо, соображая, сколько времени. Было около пяти, через час на берегу должен был появиться Эдмунд с гостями. Лезть вверх за платьем, в котором она плавала, было уже некогда. Она стянула через голову платье, скатала в комок шерстяные трусы и постояла немного на берегу, покрываясь мурашками, блестя белой кожей на закатном солнце. В последние месяцы она с досадой замечала, что начинает стесняться. Если бы Эдмунд сейчас застал ее раздетой, незащищенной, она сгорела бы со стыда. И вот, обвязавшись веревкой, на которой болталась ловушка для лобстеров, она кинулась в холодные мартовские воды.

Прибой хлестнул ее по голеням, бедрам, забрался между ног, и Линда поплыла в открытый океан, продираясь сквозь заросли бурых водорослей, раздвигая руками их длинные плети. Отсюда, издалека, ей хорошо было видно «Гнездовье кондора» на вершине утеса, жестяную крышу, как-то сердито сиявшую под лучами вечернего солнца. Она знала, что Эдмунд работает сейчас в поле и будет гонять своего осла до последнего, пока Валенсия не крикнет ему, что пора переодеваться к приходу гостей. Валенсия сидит в кухне, вышивает кофточки, которые продает потом Маргарите. Шарлотта, должно быть, спешит в «Гнездовье кондора» и вынимает из кармана свою записную книжку — тут же записывает, что пришло ей в голову. Отсюда, с воды, мир Линды выглядел совсем спокойно: три дома одиноко притулились на утесе, из трубы одного из них поднимается легкий дымок. Этот мир Линда любила больше всего, но понимала, что он ее не удержит: ей было шестнадцать лет, она всей душой верила, что сумеет прожить самостоятельно, и все не могла дождаться, когда же начнется эта замечательная жизнь.

От воды ее кожа посинела и стала совсем холодной. Линда поплыла к своему буйку, к которому привязывала ловушки для лобстеров и удочки. Она очень надеялась, что сейчас там полно трехлеток, громко шлепающих хвостами. Глубоко вдохнув, она взялась за веревку, на которой держались ловушки, и нырнула вниз, под воду Тихого океана. Настало безмолвие, густая черная ледяная вода облепила ее всю. Ловушки висели на скале, увитой огромной зеленой актинией, медленно колыхавшей своими ветвями. Самые разнообразные водоросли тихо покачивались, как будто приветливо кланялись. Чистый песок, усеянный ракушками самого разного размера и вида, мягко принял в себя ее ноги.

Линда проверила две ловушки и расстроилась — они оказались пустыми. В двух других тоже ничего не нашлось. Совсем разволновавшись, она проверила еще пару ловушек — напрасно. Всего за несколько лет океан обеднел так, что она ни за что не поверила бы, если бы не видела это сама, своими глазами; разве Линда не сказала как-то, что никому не под силу совладать с этой громадиной? В седьмой ловушке оказалось три лобстера, а в восьмой трепыхался еще один. Каждый весил фунтов по пять, а один так и вовсе был огромный — может, только чуточку меньше, чем Лотти. Линда еле запихнула его в мешок и, как раз когда загнула лобстеру хвост и затянула мешок, почувствовала, как у ее ног что-то шевелится.

Она чуть не вскрикнула.

Может, это была какая-то придонная рыба, подкаменщик или еще какая-нибудь мелочь, которую она даже не вытаскивала. Как-то раз у своих ловушек она застала осьминога, но тот, лишь завидев ее, развернулся и кинулся прочь, мелькнув в воде пурпурным лоскутом. Линда сказала себе, что, наверное, это опять он, осьминог с головой-грушей, срывает своими коричнево-зелеными щупальцами моллюсков, которые лепятся на подводных камнях. В океане это были самые большие трусы — они удирали, стоило только показаться кому-нибудь больше, чем они сами, и Линда взяла в руку мешок и стала всплывать на поверхность.

Сверху лился свет, от него вода казалась зеленой, и Линда уже видела над собой дно буйка. Совсем скоро она должна была увидеть солнечный свет, вынырнуть из воды, вдохнуть свежего воздуха, убрать с глаз запутанные волосы и поплыть к берегу — там она оденется и покажет Эдмунду огромного лобстера, — и тут, еще в глубине, с десятью футами холодной мартовской воды над собой, Линда заметила резкий силуэт синей акулы.

В длину она была футов пять, не очень большая, с боков, как два полумесяца, торчали грудные плавники. Брюхо у нее было белое, спина темно-синяя, глубоко посаженные черные глаза пристально смотрели на Линду. Сначала ей показалось, что это не акула — синие акулы никогда не подходили так близко к берегу, и Линда подумала, что это, наверное, рыба-меч, только без меча, который она где-то потеряла, а может, барракуда — такая она была длинная и узкая, — но тут она увидела раскрытую пасть, а в ней несколько рядов сточенных, но все равно страшных зубов.