Партизанский фронт

Например, во имя чего мог бы стать предателем Русецкий, житель деревни около Зембина, бежавший из-под расстрела. Ведь после истязаний его жену и двоих малышей фашисты расстреляли. Может ли он с незаживающей раной в сердце переметнуться на сторону убийц семьи? Нет и нет!

Затем мы перешли к другой части пополнения — к бывшим военнослужащим Красной Армии, при разных обстоятельствах попавшим в лагеря военнопленных, и людям, бежавшим из концентрационных лагерей. Перед нашим взором встали измученные, опухшие от голода и истерзанные люди, едва добравшиеся до нас.

Вот длинноногий Лесков, которого ребятишки из Острова нашли без сознания в кустах. Это же бесконечно преданный нашему делу человек. Или группа военнопленных из лагеря в Печах во главе с Мошковым. Рискуя жизнью, они убили полицая-конвоира и с его винтовкой бежали с места работ вблизи лагеря. Немцы при преследовании убили троих и одного ранили. Только трое едва добрались до нас. Факт убийства полицая, побега и гибели военнопленных был проверен и подтвержден жителями. После побега для устрашения фашисты расстреляли в лагере 15 военнопленных. Ну разве такие люди способны встать на путь предательства? Безусловно, это исключалось. Таково было мнение всех.

Чуянов высказал мысль о том, что врагу, возможно, удалось пристроиться к отряду еще за линией фронта. Был же Жилицкий. При первых трудностях он спасовал, а однажды в трудную минуту дезертировал. «Трус и предатель, — настаивал Чуянов, — черти из одного болота». Но и эта версия была отвергнута, ибо лазутчик уже давно либо сам нанес бы удар, либо навел на отряд карателей.

В общем, метод исключения дал осечку, так как кадровое ядро и командование были вне подозрения, а больше никого не оставалось. К разгадке тайны мы не приблизились ни на шаг. Сошлись на том, что надо повысить бдительность, следить за всеми подозрительными действиями, какие могли бы выдать лазутчика, а сейчас, перепроверив показания Ирмы, устроить ее на пищеблок, как ей было приказано немцами.

Но коварство врага не могло приостановить наших активных действий. И об одном из эпизодов я хочу рассказать здесь.

Произошло это ранней весной 1943 года. С белорусской земли намного раньше обычного отступала зима. Уже в начале апреля весеннее солнце растопило глубокий снежный покров и освободило ото льда реки.

Вскрылась Березина. Она была могучим водным рубежом на пути движения гитлеровских резервов к фронту. По мере дезорганизации железнодорожного передвижения на территории Белоруссии все большее значение приобретали автомобильные перевозки, особенно по автостраде Минск — Москва, проходящей через Борисов. Здесь находился мост, который давно мозолил нам глаза. Без преувеличений можно сказать, что мост тот играл исключительно большую роль. Немцы отлично понимали это и охраняли мост усиленным караулом, соорудив возле него дзоты с пулеметами, опоясав его проволочными и минными заграждениями, прикрыв зенитными орудиями. А мы, партизаны, давно мечтали поднять мост на воздух, парализовать важнейшую автодорожную артерию, питавшую гитлеровский фронт.

— Вот бы сейчас, когда Березина необычайно разлилась, взорвать Борисовский мост! Это была бы большая помощь фронту… — в который уже раз говорили мы с командиром Чуянову.

Но наша беда состояла в том, что, имея все необходимое для взрыва моста, мы не имели к нему доступа. А его и надо было найти во что бы то ни стало.

…Семен Никитич Книга, дорожный мастер, имел свободный вход на Борисовский мост. Более того, он обслуживал его.

Вот и сегодня ранним весенним утром он подходил к мосту, когда к нему обратился гитлеровский часовой, стоявший у перил:

— Герр майстер, комм гер, шнеллер! Зи маль, ви швайне швиммен[12], — загоготал эсэсовец, показывая на Березину. Вслед за этим он, вскинув автомат, дал длинную очередь.

Старый мастер посмотрел на воду и увидел в слегка дымившемся тумане десятки медленно плывущих трупов.

«Сволочи, сколько людей губят», — горестно подумал он и, сжав зубы, сурово посмотрел на ухмылявшуюся морду эсэсовца.

Накануне войны Семен Никитич жил в Борисове и работал дорожным мастером на закрепленном за ним участке шоссе Минск — Москва. Он был образцовым работником, в идеальном порядке содержал свой участок автострады и мост через Березину — тот самый мост, который построили при нем. В то время и на работе и в семье все было хорошо и ясно.