Однако самому Поллеру все его успехи казались пока слишком незначительными. Он ожидал своего часа. Воображал, что его рапорт когда-нибудь прочитает Гиммлер. А может, и сам фюрер. Поллер уже представлял себе, как вытянется физиономия у его шефа, когда он, Поллер, получит вызов из Берлина. А вдруг его произведут в штандартенфюреры [2] и назначат шефом вроцлавского СД? Он непременно должен им стать!
По утрам он с важным видом становился перед зеркалом, торжественно поднимал руку в гитлеровском приветствии. Штандартенфюрер Эрнст Поллер! Штандартенфюрер! Можно ли вообразить себе что-нибудь более значимое?
И вот пришел наконец его час! Поллер с утра до вечера торчал в своем кабинете и ждал. Если он выиграет, то его мечта исполнится. А выиграть он должен! Необходимо только терпение. Но сколько может ждать наиболее терпеливый из всех терпеливых, Эрнст Поллер?
В тот день, когда Клос встречался в «Дороте» с Лизой Шмидт, Поллер, как он считал, уже был готов завершить свою операцию. У него в руках были все козыри, детально разработанный план и достоверная информация агента. Оставалось только неторопливо, постепенно, но не позже, чем в ближайшие двадцать четыре часа, реализовать все это.
Следовало обезвредить не только противника, который свил себе гнездо во Вроцлаве, но и его агентуру… Может, только теперь и начнется его большая игра?..
Но с кем он имеет дело? Неужели такие качества Поллера, как его профессиональное умение, ловкость и хитрость, могут идти в сравнение с аналогичными качествами славян? Он рассмеялся, залпом выпил рюмку коньяку, закурил сигару и посмотрел на часы. Поднял телефонную трубку, набрал номер. Раздался длинный гудок. С минуту подождал, потом бросил трубку и нажал кнопку звонка. В дверях появился (Эрнст Поллер не терпел даже тридцати секунд задержки) его помощник Йоганн Брандт.
— Позвони на телефонный узел, — сказал Поллер, — не поврежден ли телефон 209-13. Не могу дозвониться.
— 209-13? — повторил Брандт. — Будет исполнено.
5
Наступали ранние зимние сумерки. Подул резкий восточный ветер. Люди поднимали воротники плащей, ускоряли шаг, торопились укрыться в подъездах.
В квартире Лизы Шмидт было тепло и уютно. Над широким диваном, прикрытым пестрой накидкой, висел портрет фюрера. Два глубоких кресла стояли у столика, на котором возле телефона лежала потрепанная «Майн кампф». Клос внимательно оглядел комнату. Видимо, так и должно быть: по-мещански, без особого вкуса, в соответствии с ролью, но с какой?.. Только одно не гармонировало с обстановкой: рождественская елочка в углу комнаты. Разноцветные блестящие шарики, ангелочек на верхушке… Клос усмехнулся: ну разумеется, как он сразу не подумал об этом?! Он притянул к себе Лизу.
— Не спеши, Ганс… — проговорила она мягким, ласковым голосом. — Тебе нравится у меня?
— Очень, — ответил он откровенно. — Ты очень нравишься мне.
Клос подошел к столику и взял в руки «Майн кампф». Книга была потрепана, видно, ею часто пользовались. Взглянув на телефон, запомнил номер — 209-13.
Девушка молчала, ждала чего-то.
— Ты, Лиззи, не жалеешь, что пригласила меня?
— Нет, нет! — весело ответила она. (Клос почувствовал, что ее веселость и радушие наиграны.) — Я рада, что ты пришел. Сейчас приготовлю поесть и выпить.
— Из праздничных запасов?
— Нет, к празднику я не готовлюсь.
— А где будешь на рождество?
Девушка удивленно посмотрела на обер-лейтенанта:
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Да так… — уклончиво ответил Клос. — Стараюсь вспомнить, где я видел подобную елочку?
— Смешно. Елка как елка. Тебе не нравится? Я каждый год наряжаю елку.
— И всегда так, как эту? У нас в доме была другая. Почти без игрушек, голые ветви, прикрытые ватой… Во всех немецких домах, где я бывал, елки строгие, без особых украшений.
— Не понимаю. — Лиза смотрела на него с беспокойством. — Что ты хочешь этим сказать?
— Такие же елочки, украшенные разноцветными блестящими шариками, с ангелочками, я видел только в Польше, Лиззи. Это польская елка. — И подумал: «Паясничаю, как клоун, или в самом деле стал сентиментальным. Чего хочу достигнуть? Эта девушка около двух лет добывает сведения нашей разведки. Но почему предала? Если бы я знал, что она невиновна, то немедленно ушел бы из этого дома. А может, остался бы? Она приглашает к себе немецких офицеров, приезжающих с фронта в отпуск, а потом просматривает их карманы или вызывает каждого на откровенный разговор. Но сообщает ли она в гестапо о тех, кто слишком болтлив и разглашает военную тайну? А если Артур Второй ошибается?»
— Хочешь, я сниму с елки эти забавные игрушки? — спросила Лиза.
— Не говори так, это расстраивает меня.
— Почему? Или ты думаешь, что немецким офицерам не могут нравиться польские елки? А польские девушки?
— Я был в Польше, Лиззи, — серьезно ответил Клос. — Они нас, немцев, ненавидят. Нередко стреляют в нас. — Он снова притянул ее к себе. — Поэтому мы так тоскуем по немецким девушкам.
Как же надоело ему притворяться! С каким удовольствием он задал бы этой девушке два-три вопроса по-польски!
Клос обнял и поцеловал ее. Лиза сидела с закрытыми глазами.