Паром

На пристани цыганы.
В глазах темным-темно.
Граненые стаканы.
Дешевое вино.

Ладонями кривыми
Стирая пот с лица,
Сидят в лохматом дыме
Два старых кузнеца.

Давясь сухою воблой,
Переходя на крик.
Давясь слезою теплой.
Заговорил старик.

(Руками рвя у горла
Потрепанный сатин):
— Одиннадцать померло.
Двенадцатый один!

Стоит мальчонка рядом.
Кудряв и черномаз.
Глядит серьезным взглядом,
С отца не сводит глаз.

Бледнея от обиды,
Нахохленней птенца,
Глядит, глядит сердито
На пьяного отца.

А тот все рвет у горла
Потрепанный сатин:
— Одиннадцать померло.
Двенадцатый один!

Есть лошадь, жеребенок…
И баба тоже есть.
А это мой ребенок,
И вот я, вот я весь!

Пока еще не слабый.
Пока еще в ходу.
Возьму ребенка, бабу,
Из табора уйду.

Тебя любил я. Боже,
Покрепче, чем коня.
Цыганский бог, за что же
Обидел ты меня?!

Тобой обижен цыган.
За что взял детей?
Уйду в село на выгон
Пасти чужих коней.

Сыночек! Человечек!
Где братья? Братья — нет!
Буфетчик, эй, буфетчик!
Дай мальчику конфет!

Дай мальчику печенье,
Котлеты тоже дай!
Мученье есть мученье.
Гуляй, сынок, гуляй!

Но мальчик головою
Мотает: «Не хочу!»
Ладошкою худою
Бьет батьку по плечу.

Он сердится. Он мерзнет.
Он тычет кулаком.
— Пидем до мамки. Поздно.
Пидем, отец, пидем!

Подняв шапчонку с полу,
Шатаясь, встал цыган.
Его ведет за полу
Упрямый мальчуган.

Ведет его сурово,
Быть может, до конца
Притихшего, хмельного.
Усталого отца.

В парке