Паром

Седой и смуглый генерал.
Весь в орденах, как в латах.
На клубной сцене вспоминал
Свой путь, друзей крылатых.

Неповторимы времена
Мальчишеских идиллий.
Неповторимы имена.
Которые любили…

Горел великий ореол,
Мы верили с друзьями,
Что круглосуточно орел
Парит под облаками.

Спасать на льдине четверых
Рвались в любой квартире.
Но гибли тысячи других
Во глубине Сибири.

Быть может, зная эту боль.
Но и помочь не в силе.
Вы, как поэты в алкоголь,
В рекорды уходили.

Той темы не коснусь пером
Попутно и поспешно.
Я не о том, я не о том.
Хоть и о том, конечно.

Но вы сказали под конец:
— Когда б не время, верьте.
Пахал бы землю, как отец
Ее пахал до смерти.

Подумать только — генерал!
Нет, генерал не пахарь.
Зал эту шутку принимал
И, принимая, ахал.

Зал аплодировал еще,
Он знать давал, ликуя.
Что понимает хорошо
Дистанцию такую.

С грехом и горем пополам
Тот самодержец умер.
Но прокатился по рядам
Его державный юмор.

Я понимаю, генерал.
Не та, не та эпоха.
Но ведь и Лев Толстой пахал,
А разве это плохо?

При громкой славе на виду.
Простите откровенье.
Откуда к черному труду
Негласное презренье?

Не дай мне Бог надеть узду
Угрюмого урода.
Но если каждому звезду —
Не хватит небосвода.

Пускай иной трудом долез,
Свою звезду нащупал.
Его, качая, до небес
Бросать опять же глупо.

Не в том, что, вырвавшись из тьмы.
Чего-то достигаем,
А дело в том, что вы и мы
Россию постигаем.

Но силу права между тем
Мы путали с мандатом…
«Кто был ничем, тот станет всем…»
И даже депутатом?

Да я и сам не доверял
Случайным тем приметам.
Нет, не придирка, генерал.
Ах, если б только в этом…

Меня тревожит юный зал,
И если я запальчив,
Прошу прощенья, генерал.
Но ведь и я не мальчик.

Летучая мышь

Устав от первобытных странствий
Под сводами вечерних крыш.
Вне времени, хотя в пространстве.
Летучая трепещет мышь.

Как будто бы под мирным кровом.
Тишайший нанеся визит,
В своем плаще средневековом
Вдруг появился иезуит.

И вот мгновенье невесомо.
Как серый маленький дракон.
Кружит, принюхиваясь к дому:
Что в доме думают на сон?

Так порождает суеверье
Ее неслышимый полет
Не тем, что выродились перья,
А тем, что птица не поет.

Она колышется над нами,
Прильнув к открытому окну,
Пастообразными крылами
Прядет гнилую тишину.

Толчется птица и не птица,
Кружит, безмолвие храня,
И вдруг на светлое садится.
Но светлого боится дня.

И этот облик полуптичий
Висит, неясностью страша.
Но с адским символом двуличья
Не соглашается душа.

Добычи вечная дележка
Под сводами пещер и крыш…
Сова — летающая кошка —
Летучую кромсает мышь!

Опоздавшие к пиру