Ко всем прочим неприятностям, у меня начался сильный жар. Но, с другой стороны, мне и повезло — я как-то сразу выбрел на ту сторону разделённого на два враждебных лагеря Форта, где засели люди Юны и примкнувшей к ней части совета.
Меня уложили в каком-то дальнем орудийном каземате, и окончательно я пришёл в себя лишь спустя несколько дней, когда трое враждебных Юне членов совета уже висели на железных крюках, торчащих из стены по сторонам от центральных ворот Форта. К тому времени Юна тоже немного оправилась от раны в плече, мы виделись несколько раз, она рассказала мне о происходящем.
Потом меня переселили в комнату под крышей бревенчатой башенки на стене Форта. Здесь было куда лучше: удобная кровать, стол, табурет, но, главное, тут пахло оструганным деревом, а не порохом. Как-то вечером Юна пришла ко мне, когда я стоял на крошечном балконе с самокруткой в зубах и разглядывал окрестности. Заканчивался нечастый для этого сезона безоблачный день, к вечеру с севера наползли тучи, теперь они висели над миром, будто тёмные горы. Ветер нёс редкие капли дождя, было свежо и прохладно. Я стоял босой, в одних штанах, уперев локти в ограду. По звуку шагов понял, кто это, и не стал оглядываться. На плечо легла тёплая ладонь, скользнула по спине, пальцы легко коснулись повязки на заживающей ране. Щелчком отправив вниз самокрутку, я повернулся. Юна стояла совсем рядом, одетая в лёгкое платье и сандалии. Я впервые видел её в платье. Она положила другую руку на мой затылок и притянула голову к себе. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, потом её губы шевельнулись, но я не дал ей ничего сказать — наклонился ниже и поцеловал.
Потом, когда уже давно стемнело и мы лежали в постели, прижавшись друг к другу, под одеялом — мы так и не закрыли дверь на балкон, в комнате стало холодно, но вставать никому не хотелось, — я спросил:
— Где Чак? Он ни разу не показывался.
— И не покажется. Он сбежал.
— Сколько унёс?
— Откуда ты знаешь? — Приподняв голову, Юна посмотрела на меня. — Он говорил тебе, что собирается сделать?
— Ничего он не говорил. Но Чак ведь вор, догадаться нетрудно.
— Но он мог бы заняться этими солнечными батареями в наших мастерских! У нас лучшие мастерские на севере Пустоши!
— И что, Меха-Корп отдал бы ему результаты, если бы всё получилось? — сказал я. — Конечно, нет. Батареи достались бы вам, и Чак это понимал.
Она снова положила голову на моё плечо.
— Пока в Форте стреляли и дрались, он забрался в… в одно место, в подвалах, и унёс… Я даже не знаю, сколько. Он как-то прожёг толстую дверь и вскрыл замок. Наш казначей до сих пор ходит бледный и трясётся от злости при одном упоминании о Чаке. Он объявлен вне закона, любой член Корпорации должен немедленно схватить его и доставить в Арзамас, если только увидит. Но я сомневаюсь, что его увидят… Ну хотя бы потому, что теперь он, наверное, один из самых богатых людей Пустоши.
— В любом случае, он самый богатый карлик Пустоши, — усмехнулся я, и Юна снова подняла голову.
— Что? — спросил я.
— Ты улыбнулся.
— Да, и что тут такого?
— Я впервые вижу это. За все эти дни ты не улыбался ни разу. У тебя такое лицо… Я думала, ты вообще не умеешь улыбаться.
Я закрыл глаза. Некоторое время мы лежали молча, а потом она спросила:
— Ты не останешься?
— Нет, — сказал я.
— Ты бы мог стать главой Охраны. Совет согласится, если я предложу. У тебя… — Юна надолго замолчала и договорила: — У тебя будет всё. И буду я.
Вместо ответа я положил ладонь на её затылок, скользнул пальцами по шее над плечом — и ощутил уплотнение, твёрдый плоский бугорок под кожей там, где татуировка.
— Куда ты пойдёшь? — спросила Юна.
— Точно не знаю. Думаю, к небоходам.
— К летунам?… Зачем?
Что мне было сказать ей? Что на самом деле я не отсюда и в том месте, где жил раньше, водил большие железные авиетки, способные летать на огромной скорости? Что я привык к небу и снова хочу подняться в него? И что дело даже не в небоходах — оставшись здесь, я снова стану винтиком, частью созданной кем-то системы, а отправившись в путешествие по этому миру, смогу, возможно, найти для себя другую роль?
Найти себя самого?
Она бы вряд ли поняла меня. И я соврал, что небоходы вызывают во мне какие-то смутные воспоминания, возможно, моё прошлое было как-то связано с ними, потому-то я и хочу попасть в Улей.
Арзамас я покинул спустя несколько дней. Поиски в городе, расспросы живших в Форте людей, в том числе старого лекаря, лечившего отца Юны и помнившего её совсем маленькой, поначалу ни к чему не привели. Но лекарь вёл себя как-то нервно и отводил взгляд, так что в конце концов я прижал его, и он рассказал, что на самом деле Юна Гало не дочь скончавшегося главы Меха-Корпа — вернее, она его приёмная дочь. Про это теперь почти никто не помнил. Тимерлан нашёл Юну на равнине к востоку от города (тогда ещё там не было некроза) — пятилетнюю девочку, которая говорила странные вещи и много плакала.
Лекарь даже смог припомнить кое-что из того, что она лепетала тогда.