Пароль остается прежним

— Пока ничего нового, товарищ генерал,— ответил Заозерный.

— А мою депешу получили?

— Депешу? — переспросил полковник.

В это время вошел офицер с бланком, где отчетливо выделялся красный гриф.

Заозерный быстро пробежал глазами бланк:

«Судебно-химическим исследованием установлено отравление цианистым калием».

— Получил, товарищ генерал,— ответил Заозерный и вздохнул с облегчением.

— Ты чего вздыхаешь? — спросил генерал.

— Я не вздыхаю,— невольно улыбнулся полковник.— Я радуюсь. С открытыми-то глазами всегда легче.

— Ну, то-то,— сказал генерал.— Усильте охрану границы.

— Ясно!— Заозерный переложил трубку из одной руки в другую,— Сейчас принимаю решение.

— Правильно,— ответил генерал.— В случае чего — звоните немедленно.

— Есть!

Заозерный вытащил из верхнего ящика стола нераспечатанную пачку «Беломора», вскрыл и, помяв в руках папиросу, стал искать спички. Кто-то из офицеров протянул зажигалку.

— Спасибо,— сказал Заозерный и увидел коробок возле чернильницы. Он прикурил от зажигалки, а коробок подвинул к себе.— Итак продолжим, товарищи офицеры.

В это время принесли еще одну телеграмму.

Видно, новое сообщение взволновало полковника.

— Немедленно сообщить на КПП! — приказал он.

Папироса погасла. Полковник поставил коробок на ребро и, придерживая мизинцем, чиркнул спичкой.

„МЕДУЗА“ ПРИХОДИТ В ПОРТ

Буксирный пароход «Медуза» причаливал к берегу. Капитан передвинул ручку машинного телеграфа на «стоп».

Буксир задел бортом деревянный причал, выплеснул на берег изрядную порцию воды.

Матросы на баржах торопливо освобождали чугунные кнехты от тросов. Описав дугу, тросы полетели на берег и обвились вокруг мертвяков[2].

Капитан спустился с мостика встречать пограничников. Это был уже старый человек с усталым лицом. Глаза у него выгорели и казались бесцветными. Впалые щеки испещрены морщинами. Во рту трубка, словно приклеенная к нижней губе. Седые отвислые усы. Он был невысокого роста, в белом форменном кителе. Фуражка с «крабом» и золотым шнуром.

Старший лейтенант Мансуров — начальник КПП — сегодня сам возглавлял наряд.

Едва на пирс был переброшен трап, Мансуров с двумя младшими контролерами поднялся на судно. У трапа остался плечистый сержант.

Мансуров представился капитану и потребовал документы.

Капитан пригласил начальника КПП к себе в каюту.

Мансуров пропустил его вперед и пошел следом. Он был выше капитана и шире в плечах. Кожа у него отливала бронзой. Густые черные брови оттеняли глубоко посаженные глаза.

В каюте было тесно.

Капитан выдвинул откинутый к стенке столик и достал из небольшого, привинченного к полу, сейфа паспорта. Один за другим он передавал их старшему лейтенанту. Мансуров раскрывал темнокоричневые с золотым тиснением корки и медленно перелистывал чуть зеленоватые листы[3].

Не обнаружив в них ничего подозрительного, он сказал капитану:

— Прошу, Максим Максимович, судовую роль[4].

Сверив данные паспортов с данными судовой роли, Мансуров вернул их капитану и попросил грузовые документы.

В это время младшие контролеры, ознакомившись с накладными, проверяли баржи, груженые кунжутом и кожевенным сырьем.

Плечистый сержант, одной рукой придерживая автомат, патрулировал от спущенного с буксира трапа к баржам и обратно, пока на мостике не показался старший лейтенант Мансуров. За ним шел капитан, попыхивая трубкой.

Сержант остановился у трапа, ожидая распоряжений.

Мансуров жестом подозвал его и приказал осмотреть судно. Сам он спустился на берег и встал возле сложенных в штабеля бревен, где копошился автопогрузчик.

Водитель был в трусах и майке. Щуплый, с выпирающими ключицами на черном от загара теле, он казался юношей. Но Мансуров знал, что Степану Ефремову около сорока лет. Воевал. Под Харьковом попал в плен. Два с лишним года провел в концентрационных лагерях. После освобождения вернулся домой, на Орловщину. В живых осталась только сестра: эвакуировалась в Среднюю Азию. Он списался с ней и приехал — без денег и без специальности. Сестра была замужем. Он поступил разнорабочим на строительство, а жить перешел в гостиницу. Тогда это была еще не гостиница, а комнаты для приезжих.

Заведующая гостиницей, молодая женщина, овдовевшая в последний год войны, осталась с двумя детьми. Она пригрела Ефремова, и вскоре он переехал в ее дом.

Робкий и болезненный, Ефремов ни в чем не перечил жене. Она устроила его на курсы шоферов, и он стал учиться. Она сказала, что в Реги-равоне можно хорошо заработать и устроила его на автопогрузчик. Он уехал в поселок и стал работать на пристани.

Водитель автопогрузчика поймал строгий взгляд Мансурова и закивал. На его сухом, остроносом лице застыло подобие улыбки.

Мансуров подумал, что если бы его воля, он запретил бы Ефремову жить в пограничной зоне. Этот человек не внушал ему доверия. Но все документы у Ефремова были в порядке.

Он неохотно кивнул Ефремову и отвернулся.

Пограничники продолжали досмотр судна.