Парк

- Куда же ты пропал?! Ты мне что обещал? Хотя бы позвонил, если уж зайти не можешь!.. Я был у тебя, но ты же через день работаешь?

-Да.

- Поэтому не застал...

Врет, наверное. А может, и нет, зачем ему?

- Как поживаешь? Ты один, что ли, там остался? Двор пустой. Спросить даже не у кого.

Значит, действительно приезжал. Удивительный человек Счастливчик!.. Вдруг очень хочется его увидеть.

- Сейчас приедем, все расскажу.

- Жду. Вешаю трубку...

Разбудили меня голоса за дверью, негромкие и какие-то уютные. Комната, в которой меня уложили, узкая, шириной в окно. Из-за прикрытых ставен полумрак, на стенах белеют пятна фотографий. Их очень много, разных размеров. Широкий удобный сундук, на котором я лежу, покрыт чем-то очень мягким, видимо пуховой периной, и даже не одной. Очень уж мягко.

Разговор за дверью идет неторопливый, спокойный; кажется, что два человека, встретившиеся за утренним завтраком (слышно позвякивание ложки о стакан), беседуют друг с другом давно, много лет, на одну и ту же давнюю тему. Хриплый мужской бас привычно поддразнивает:

- ...Ни денег, ни друга, ни счастья, ни хаты, ничего - кругом шестнадцать...

Старческий женский голос наивно возражает: ч- Как "ни хаты"?! А это что не хата? Бас спокойно ироничен, ласков:

- Ну какая же это хата? Это не хата, а святая обитель. Храм...

- Я же тебе говорила, можешь приводить кого угодно...

Я только рада буду.

- А принципы?

- Чьи принципы?

- Мои... Как можно оскорбить память предков, обитавших в этих стенах?! Только высоконравственная женщина достойна переступить порог этого дома! А я таковых, увы, не знаю...

- Перестань фиглярничать... И тише, пожалуйста... Разбудишь мальчика... Опять голос как из трубы...

- Спиртовые полоскания души вредны для голоса... А мальчик-то - наша кровь... Любит поспать...

- Тише...

- Так кем он все-таки мне приходится?

- Он племянник мужа твоей тетки Нины.

- Это той, что сбежала когда-то с азербайджанцем?

- Да.

- Что же ты меня не разбудила? Надо было встретить родственничка поторжественней. Все же почти братец, хоть и мусульманин...

- Ничего, успеете познакомиться.

Слышится стук отодвигаемого стула, тяжелые шаги - "почти братец", видимо, обликом соответствует голосу.

- Ты куда?

- Взгляну на родственничка.

В дверь просовывается лохматая голова с массивным черепом и небольшими припухшими глазками. Братцу лет тридцать, не меньше. Глаза светятся доброжелательным любопытством.

- Искусство любим? - спрашивает он, обнаружив, что я не сплю. - Матисса хочешь посмотреть?

- Чего?

- Не чего, а кого Матисса... - Самого великого импрессиониста.

Неуверенно киваю.

- Молодец... Готовься к вечеру... - Голова исчезает.

Одеваюсь.

Хозяйка дома, которую мне разрешено называть бабушкой, оказывается добрейшим, ласковым существом. Пока пью чай! расспрашивает о маме.

К сожалению, ничего радостного рассказать не могу. Спасибо... Да... Неважно. Нет... Продолжает худеть. Много работает. Много курит. Кашляет по ночам. Не спит из-за одышки. И не признает никакого лечения...

Бедная мама...

Братец, при своих значительных размерах и грузности, человек энергичный, порывистый. Нырнув в очередной магазин, возвращается бегом, плюхается на переднее сиденье, и мы едем дальше.

Над серыми снежными валами по обе стороны мостовой мелькают неоновые вывески магазинов, но Гена - так зовут братца - не придает им никакого значения. Останавливает машину, следуя каким-то только ему понятным соображениям, там, где не видно никаких внешних признаков торговли, просит у меня денег и рывком выбрасывает тело из машины.

Шофер такси настороженно оглядывается - кузов после каждого такого броска долго качает...

- Ничего лишнего, - объясняет брат, - только самое необходимое. Художники любят внимание.

И добросовестно перечисляет содержимое свертков.

- Водочка... Пивко... Маслинки... рыбка... колбаска... Огурчики. (Огурчики почему-то красного цвета и официально называются томатами.)

- Поехали, отец! - возбужденно восклицает братец. Машина трогается.

Молоденький водитель уже давно пытается выяснить, куда мы едем.

- Да сюда рядом... Сейчас за угол. До светофора.. А там чеши прямо.

Спинка сиденья прогибается и жалобно скрипит, когда он, опять же рывком, поворачивается ко мне.

- Вот так вот, братец, и живем... поклонением искусству, ничего другого. Ты студент?

- Нет, работаю.

- А образование как же?

- Хочу поступить. На заочное.

- Тоже неплохо. Хотя хуже... Надо бы вкусить сладость студенчества. Замечательная пора - цветение души и буйство желаний...

- Куда все-таки едем? - прерывает его шофер. Братец обижается,

- Экий ты, отец, нетерпеливый. Пока прямо, до туннеля, там свернем и опять прямо...

- И далеко?

- Нет... здесь рядом.

- А все-таки куда?

Меня тоже интересует этот вопрос - счетчик съедает жалкие остатки моих денег.

- В Болшево, - недовольно бурчит под нос братец и опять поворачивается ко мне.

- В Болшево?! - переспросил шофер, и стало понятно, что это где-то очень далеко. - А где там?

- Мимо станции, через Клязьму и направо...

- Там не проедем.