Когда очередь дошла до Джона, тот заявил, что ничего и никого не видел, а живет в соседнем доме — уже осмотренном. Полицейский приказал ему возвращаться домой и перешел к следующему. Убедившись, что испанец отвлекся, Джон перешел на другую сторону улицы, там завернул за угол, содрал с себя халат и запихнул его в мусорник.
Добравшись до станции метро «Сан-Бернардо», он сел на первый же поезд и, примостившись в углу, уткнулся в подобранную на станции вчерашнюю «Эль Паис» — мадридскую ежедневную газету, — тем временем оглядывая вагон боковым зрением. Но «хвоста» не было, и агент спокой но пересел на восьмую линию, по которой и добрался до аэровокзала Барахас. Перед самым входом в аэропорт он приметил большой мусорный бак и, убедившись, что поблизости никого нет, с сожалением опустил свой любимый «зиг-зауэр» в груду бумажных стаканчиков и пестрого целлофана, для надежности прикрыв сверху газеткой.
Когда агент покупал билет на ближайший рейс до Брюсселя, при нем не было ничего, кроме одежды с чужого плеча, бумажника, паспорта и мобильника. Позвонив Фреду Клейну по новому номеру — тот, к счастью, уже действовал — и удостоверившись, что в Брюсселе его будут ждать мундир, смена одежды и новый пистолет, Джон купил в киоске какой-то детектив и оставшееся до отправления время убил в зале ожидания с книгой в руках.
Посадка на брюссельский рейс должна была идти через ближайшие ворота. Рэнди нигде не было видно, но минут за десять до начала посадки напротив Джона уселась рослая мусульманка в традиционной черной хламиде и парандже —
Внезапно тишину в зале нарушил едва слышный звук — словно дуновение ветерка. Агента передернуло. В сверхсовременном здании аэропорта не могло случиться сквозняков. Отбросив притворство, он кинул прямой взгляд на женщину в черном, жалея, что при нем нет оружия.
Мусульманка, видимо, почувствовала внезапный интерес к своей персоне. Она вдруг подняла голову, смело глянула Джону в глаза и подмигнула, тут же снова понурившись. Агент с трудом сдержал улыбку. Питер опять его обдурил — мнимая женщина Востока чуть слышно насвистывала «Правь, Британия, морями». Старый боец САС был падок на всяческие розыгрыши.
Когда объявили наконец посадку, Джон в очередной раз тревожно огляделся. Под ложечкой у него сосало от беспокойства. Рэнди ушла первой — ей уже полагалось быть на месте.
Сбегая по главной лестнице, Рэнди стучала в каждую дверь, покуда на первом этаже не обнаружила единственной в доме квартиры, где никто не откликнулся на звонок. Поработав минуту отмычкой, она вошла. Ей повезло — в шкафу оказался целый ворох женской одежды, правда, излишне броской. В конце концов Рэнди остановилась на узкой в бедрах и резко расширявшейся ниже колен юбке танцовщицы фламенко, а к ней надела блузку в национальном стиле и черные туфли на высоких каблуках. Волосы она распустила, а «хеклер-кох» прицепила под юбкой.
В здании было тихо, вестибюль, уставленный пластмассовыми пальмами в кадках и застланный дорогими восточными коврами, пустовал. Рэнди уже позволила было себе расслабиться, когда за стеклянными дверями парадного увидела пятерых людей в масках. Озираясь через плечо, будто удирая от погони, те мчались к ней.
На миг оцепенев от страха, цээрушница тут же овладела собой. Выхватив из-под юбки пистолет-пулемет, она распахнула дверь под лестницей и очертя голову ринулась в беспросветную тьму подвала. Забившись в угол, она тревожно прислушивалась. Наверху снова отворилась дверь, и Рэнди метнулась в сторону, путаясь в паутине, чтобы не попасть в лучик света. Протопотали башмаки, дверь закрылась, и в подвале воцарилась угольная чернота. Послышались спорящие голоса. Говорили по-арабски, и, насколько могла понять Рэнди, о ее присутствии террористы не подозревали. Они скрывались здесь — как и она.
На улице завизжали тормоза, послышалась тяжелая поступь множества ног. Прибыли штурмовые отряды «Гвардии Сивиль», и теперь они обшарят дом от крыши до фундамента в поисках террористов.
А спор продолжался.
— Да кто ты такой, Абу Ауда, — зло шептал по-арабски один голос, — чтобы по твоему приказу мы умирали за Аллаха?! Ты не видел ни Мекки, ни Медины! Ты говоришь на нашем языке, но в твоих жилах нет ни капли крови пророка! Ты
— А ты трус, — отрезал чей-то глумливый бас, — не заслуживающий имени Ибрахима! Если ты веришь в Пророка, как ты можешь бояться мученической смерти?
— Смерти боюсь? Нет, чернокожий! Не в том дело. Сегодня мы потерпели поражение. Но только сегодня. Настанут лучшие времена. Бессмысленная смерть — это оскорбление ислама.
— Ты дрожишь, как женщина, Ибрахим, — презрительно проговорил третий.