Парижский вариант

На ней был тот же вечерний костюм, в котором Джон видел ее при первой и последней их встрече, но теперь белый атлас покрывали грязные разводы, а рукав пиджака был оторван. Прекрасное лицо тоже было измарано, на скулах красовались синяки, длинные черные кудри были растрепаны. С момента похищения прошло чуть больше суток, и, судя по всему, актриса успела задать своим пленителям жару. Но сейчас лицо ее казалось постаревшим, словно юность и энергия в один день покинули ее.

Девушка тяжело опустилась на край койки, с отвращением оттолкнула поднос с едой и уронила голову, опершись локтями о колени и зарывшись лицом в ладони — живая картина отчаяния.

Агент оглянулся, опасаясь, что один из часовых застанет его врасплох. Но над фермой стояла мертвая тишина — только шелестел ветвями ветер. Облака закрыли луну, и округу накрыла густая тень. Удача не отвернулась от Джона Смита — в темноте заметить незваного гостя будет сложней.

Он потянулся было постучать в окно и тут же отдернул руку. Дверь отворилась, и на пороге возник тот самый коротышка, которого Джон уже видел беседующим с Элизондо. Теперь агент смог разглядеть его яснее — элегантный костюм, суровые черты, уверенные манеры. Это был вожак, более того — фанатик. Улыбка на его губах не трогала ледяных синих глаз. Агент рассматривал его со всем вниманием. В этом безымянном террористе крылась разгадка накопившихся тайн.

Незнакомец шагнул в комнату, и за плечами его показался другой. Джон всмотрелся, не веря глазам. То был человек немолодой — пожалуй, за пятьдесят — и рослый, едва ли ниже самого агента, хотя заметно сутулился, точно всю жизнь провел беседуя спигмеями или за письменным столом... или лабораторным. Редеющие волосы цвета соли с перцем отступали, обнажая высокий лоб. Тонкое, изможденное лицо словно было составлено из острых углов и граней. Это лицо, эту приметную осанку Джон Смит видел прежде только на фотографиях, подсунутых ему Фредом Клейном, но взрыв в Пастеровском навсегда впечатал их в память агента.

Завидев того, кто следовал за террористом, Тереза Шамбор отшатнулась. Рука ее слепо шарила в поисках опоры, пока не вцепилась в спинку койки. Она тоже была потрясена — в отличие от вошедшего. Лицо его озарилось внутренним светом, и величайший ученый Франции доктор Эмиль Шамбор ринулся к дочери, чтобы заключить ее в объятия.

Часть 2

Глава 14

Борт авианосца «Шарль де Голль»,

В Средиземном Море

Ядерный авианосец «Шарль де Голль» неслышно рассекал ночные волны в двухстах милях на юго-юго-запад от Тулона, словно огромный морской зверь, быстрый, ловкий, смертельно опасный. Горели только ходовые огни, да сияла за кормой прямая, точно бритвой прорезанная, кильватерная струя. Две ядерные силовые установки PWR типа К15 позволяли кораблю развивать маршевую скорость в двадцать семь узлов.

«Шарль де Голль» являлся последним, наисовременнейшим пополнением объединенных флотов Западной Европы, и любой наблюдатель мог бы сообразить, что на борту его этой ночью творится нечто не вполне обыденное, если от внимания его не ускользнут очевидные приметы. Ибо с воздуха авианосец прикрывали поднятые в небо десять истребителей «Рафаль-М» и три самолета раннего оповещения Е-2С «Хоук ай», а на палубе в полной боевой готовности дежурили наряды у ракет «земля — воздух» «Астер-15» и у восьми двадцатимиллиметровых скорострелок «Гиат» 20F2.

А под бронированной палубой, в тесном, зато защищенном от прослушивания конференц-зале сидели пятеро военных в генеральских мундирах армий пяти ведущих стран Европейского союза, слушая тревожный доклад того, на чьей территории проводилось совещание, — не просто французского генерала, но заместителя Верховного главнокомандующего Объединенных сил НАТО в Европе, графа Ролана Лапорта. Расправив могучие плечи, генерал постукивал указкой по карте Европы, пронизывая своих коллег-командиров острым взглядом немигающих голубых глаз.

— Здесь, господа, — промолвил он, — вы видите мультинациональные консорциумы по производству высокотехнологических вооружений, возникшие в последние годы по всей Европе.

К собственному раздражению, генерал вынужден был говорить по-английски — с его точки зрения, это было оскорблением французского, языка дипломатов, родной речи западной цивилизации. Но если бы он вздумал обратиться к собравшимся по-французски, трое из пяти главнокомандующих его бы просто не поняли.