Парижский шлейф

Настя приподняла голову, заглянула в его глаза – в них были обычные, так хорошо ей знакомые тепло и нежность.

– Не знаю, – она осторожно дотронулась рукой до его щеки.

– Еще кое-что – у нас будут гости, – Николай на ее «не знаю» внимания не обратил, – ужасно серьезные и важные люди. Постарайся понравиться им.

Он помолчал некоторое время, потом тяжело вздохнул и слабо улыбнулся. Нежным поцелуем прикоснулся к ее губам и отстранился. Встал, оглянулся с какой-то особой нежностью, словно этот взгляд был последним перед долгой-долгой разлукой, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Настя чувствовала себя отвратительно. Неожиданный перелом в поведении Николая оказался для нее тяжелым, поразившим весь организм вирусом. Он отзывался тяжелой ломотой в теле и острой болью в висках. Картина собственной жизни, яркая и счастливая, разлеталась в труху. Получается все не так, как ей казалось, не по велению чувств: Николай считал каждую копейку, потраченную на нее, упрекает теперь своим временем, вниманием, деньгами. Боже, как унизительно! И что он затеял?

Еще больше сбивали с толку привычные ласковые взгляды и нежность. Если он просто хочет ее помощи и поддержки в каком-то, пусть даже нелегальном, деле, неужели нельзя было этого объяснить, подготовить ее заранее?! Он же знает, что отказать она не сможет: слишком сильно, до потери разума, любит. Настя вытерла мокрые щеки краями блузки и встала.

На ватных ногах подошла к окну: вид со второго этажа открывался красивый. Внутренний двор был весь усажен молоденькими яблонями и грушами. Дальнюю часть юного сада занимал ряд железных гаражей, аккуратно прижатых к черному боку заграждения. Из-за высокой стены ограды было плохо видно, однако, судя по всему, владения эти заканчивались прямо на обрыве – сразу за верхним краем стены виднелись только голубоватые воды реки. Противоположный берег был так далеко, что его силуэт едва вырисовывался за голубизной широких вод. Но день стоял на удивление погожий, и можно было разглядеть, что в отличие от крутых обрывов этой стороны противоположный берег пологий. Волга поражала широтой своего серебристого покрывала, волнуемого каждым порывом легкого летнего ветерка; она удивляла разительностью контраста: крутизной правого берега и ровностью левого. Настя долго смотрела на это непонятное смешение, созданное природой, и думала о Николае. Одно она знала точно – никогда он не будет для нее тем же, чем был до сегодняшнего дня. Но и забыть его, похоронить свои чувства она не сможет. Настей вдруг овладело полное безразличие к себе и своей судьбе: захотелось от всего отрешиться, плыть по течению – неважно, что будет хуже, пусть бросает то на глинистые отвесные стены, то на желтый пляжный песок. Женщина потому и женщина, что должна подчиниться воле своего единственного мужчины. С природой не поспоришь.

Она отвернулась. Какое-то время бессмысленно бродила из угла в угол, потом открыла дверь, на которую указывал Николай, и оказалась в просторной ванной комнате. Шум льющейся воды всегда успокаивал – Настя повернула вентиль крана и стала смотреть, как белоснежная емкость наполняется прозрачной голубизной.

Через час на столике возле кровати зазвонил телефон.

Мужской голос вежливо сообщил, что гости собрались и с нетерпением ждут появления хозяйки. Сил удивляться уже не было. Хорошо, пусть будет хозяйка – маленькая и глупая «хозяйка большого дома». Нужно будет просто потребовать побольше вина к ужину и надраться, чтобы не изводить себя мыслями о том, «как быть», «как разлюбить» и «почему все катится к чертям». Николаю плевать на ее чувства и состояние – ей не должно быть дела до его непонятных интересов. Да, ясно, что он собирается использовать ее, очевидно, что это нужно для карьеры, но пока он не объяснит все по-человечески, она и пальцем не пошевельнет. А если не объяснит? Она же по-прежнему хочет за него замуж, и, кажется, на любых условиях. А потому вынуждена будет помочь. Настя сама себя не узнавала – после того, что сегодня произошло, ее должно было тошнить от одного только слова «Николай»: он же сам доказал, что никакой он не «принц», а, значит, как и все вокруг, заслуживает безразличия. Но вместо этого она ощущала покорную безысходность и жалость к себе. И еще – неспособность разрубить этот гордиев узел, плюнуть на все и уйти. Да и куда ей сейчас? Она всего лишь за год попала в абсолютную зависимость от любимого мужчины: без него негде жить – вернуться к родителям и признать поражение невозможно, нечего есть, не на что одеваться и самое главное – некого любить. Все чувства и переживания наполнены только им. Если он уйдет, что останется ей, кроме болезненной, отрешенной от всего мира пустоты?

Настя, все еще завернутая в банное полотенце, тяжело вздохнула и, сев перед зеркалом, начала приводить себя в порядок.