— В самолете какой-то груз. Не знаю, что именно, но салон забит под завязку.
Резко потеряв высоту, «Сессна Скайхок» развернулась на юг. Поворот был рассчитан точно, будто машиной управляли пилоты.
— Коттон, — произнес ему в ухо президент, — какие у вас соображения?
Ничего конкретного он сказать не мог. Самолет их явно куда-то уводил. Малоун почти купился. Однако…
— Объект не представляет угрозы, — проговорил он в микрофон.
— Стефани, вы тоже так думаете? — спросил Дэниелс.
— Да.
В глубине души Коттон обрадовался: выходит, бывшая начальница до сих пор доверяет его суждениям. Впрочем, выражение ее лица противоречило ее ответу.
— Где же реальная угроза? — осведомился президент.
Пришлось положиться на интуицию.
— Пусть французское Управление воздушным движением проверит воздушное пространство над Парижем. Каждый самолет!
— Оставайтесь на связи.
Элиза вышла из лифта на пустынную обзорную площадку, расположенную на уровне семьдесят пятого этажа.
— Никого… Даже немного жутко. Обычно здесь толпа, — с улыбкой заметила она и, указав на металлическую лестницу, ведущую к самой верхней платформе, спросила: — Пойдем?
Члены Парижского клуба один за другим двинулись наверх. Кроме Эшби. Дождавшись, когда все уйдут, Ларок спросила:
— Все произойдет согласно плану?
Англичанин кивнул:
— Ровно через пятнадцать минут.
ГЛАВА 54
«Сессна Скайхок», будто что-то разыскивая, в очередной раз изменила курс — взяла еще южнее.
— Истребитель здесь? — спросил Малоун в микрофон, гадая, слышит его кто-нибудь или уже нет.
— Истребитель на месте, — отозвался Дэниелс.
— Сбивайте его, пока можно, — решил он наконец. — Внизу поля, но город уже на горизонте. — Затем постучал в окно пилоту. — Отступаем, быстрее!
Вертолет сбросил скорость, самолет умчался вдаль.
— Приказ отдан, — сообщил президент.
Холодный декабрьский воздух обжег Торвальдсену лицо. Датчанин никогда не поднимался на Эйфелеву башню — как-то не пришлось. Несколько лет назад Лизетта звала его сюда, но помешала работа. «Съездим следующим летом», — пообещал он жене. Прошло одно лето, другое, третье… Потом Лизетта умерла. Следующее лето для них не наступило. Зато Кай поднимался на башню несколько раз и всякий раз делился восторженными впечатлениями. Сын был прав — вид и в самом деле потрясающий. Как гласило объявление, прикрепленное к перилам под опоясывающей площадку сеткой, в ясный день радиус обзора составлял шестьдесят километров.
И сегодня выдался именно погожий, слепяще-яркий зимний день под синей мантией безоблачного неба. Торвальдсен порадовался, что надел самое теплое шерстяное пальто и перчатки с шарфом. Впрочем, до датской зимы французской было далеко.
Париж никогда его особенно не впечатлял. Скорее сбивал с толку. Ощущения Хенрика точнее всего описывали слова персонажа Джона Траволты из «Криминального чтива»: «У них все то же, что и у нас, только все немного отличается». Несколько лет назад их с Джеспером заинтриговали первые сцены фильма, но досмотреть творение Тарантино пожилые датчане не смогли: чересчур много насилия. Еще два года назад он признавал насилие лишь в случае самообороны — а теперь, застрелив двух бандитов, не испытывал даже подобия угрызений совести.
Это его беспокоило.
Малоун прав. Нельзя убивать людей просто так.
Рядом с Элизой Ларок с открытой ветрам обзорной площадки любовался парижскими окрестностями Грэм Эшби.
Ну уж нет, убить этого человека — удовольствие. Странно, до чего меняет внутренний мир ненависть…
Торвальдсен велел себе думать о приятном. Нельзя, чтобы мысли влияли на выражение лица и настроение.
Он проделал долгий путь.
Пора закончить начатое.
Эшби знал, чего ждет Элиза Ларок. Грандиозного представления. Маленький самолет со взрывчаткой, пикирующий на собор Дома Инвалидов.
Фанатикам, которые вызвались взять на себя ответственность за теракт, понравилась адская отсылка к событиям одиннадцатого сентября, пусть не такого масштаба и без жертв. Рождество выбрали потому, что в этот день музей и храм закрыты.
Одновременно с Домом Инвалидов должны были взорваться еще два национальных достояния: Аквитанский музей в Бордо и Папский дворец в Авиньоне. И тот и другой тоже не работали.
Каждый теракт являлся символом.
Бродя с остальными вокруг площадки, Эшби заметил вдалеке столб дыма. Перед собором Дома Инвалидов горела машина, вокруг стояли кареты «Скорой помощи», пожарные и полицейские автомобили. Несколько членов Парижского клуба отпустили по этому поводу пару замечаний, но особого интереса не проявили. Похоже, ситуация под контролем. «Костер», скорее всего, запалил Питер Лайон. Южноафриканец не посвящал Эшби в свои планы, да тот и не желал знать подробности. Только попросил, чтобы все произошло ровно в полдень.
Кстати, сколько времени?
Пора уходить!