Парящий

Вот все время этой страстной речи, он плакал и держал за руки Лену, неотрывно глядел в глаза ей - он чувствовал, как много сил в эти страстные, чувственные слова уходят, что бы теперь отдохнуть надо, но он никак не мог остановится - все выкрикивал и выкрикивал. Он страшно побледнел, посинел даже, черты лица его заострились, и он был страшен в эти мгновенья, он напоминал человека уже лежащего в гробу. Лена глядела на него со страхом, чувствовала тот мертвенный холод, который исходил от рук его, и вот вдруг такая сильная, трепетная, ласковая нежность проступила на лице ее, что он понял, что они все-таки, могут быть счастливы, и вот он уже позабыл о недавних клятвах своих, о чувстве своем к матери, и в восторге вновь представлял неисчислимые красоты вселенной, которые были открыты им, влюбленным. И тогда он зашептал, постепенно приближая свой страшный лик к ее милому, нежному личику:

- Гроза нас всех возьмет с собою,

Мы в ветре с громом полетим,

Мы, вместе с давнюю мечтою,

В реальность сон свой обратим.

Отныне и навеки вместе,

Навстречу звездам и ветрам,

Оставим мы коробки эти

Мы травам, да душистым мхам.

А наши души все в полете,

Через года, через века;

Вы, братья, сестры космос пейте,

Забудьте то, что есть тоска.

И хотя эти строки не были ничем хуже, и ничем лучше тех многочисленных строк, которые Ваня выговаривал раньше - они показались ему против всех тех, прежних строк, действительно очень искренними, сильными, выражающими должно его чувства. И в течении нескольких мгновений он действительно был счастлив, что произнес их, а потом произошло вот что:

Кусты в нескольких метрах от них раздвинулись, и оттуда вышел, оказался прямо перед ними - рядом с Ваней, который уже собирался поцеловать Лену - ее кавалер, держащий в руках теперь уже выключенную видеокамеру. Он громко прокашлялся, и, положив руку на плечо Лены, обратился к Диме:

- Заснял все, что требовалось - как и договорились...

Ване показалось, будто его сильно ударили, а потом обдали ледяной водой, он отдернулся от Лены, стал пятится. К нему шагнул Дима и, дружелюбно улыбаясь, проговорил: