Пари

— То есть? — я не очень хорошо понимала, на что он намекает. Неужели тоже поспорил с кем-то. Но мои сомнения разрешились очень скоро.

— В общем так, — продолжал он, — у меня, как и у всех нормальны, да и не вполне нормальных (он многозначительно кивнул в мою сторону) людей есть бабушка. И примерно также как и Ваша, она невероятно обеспокоена устройством моей личной жизни. (Как это он за двадцать минут раскусил мою бабулю?) Сегодня вечером она устраивает мне свидание с одной из ее «милых и порядочных девушек», что мне право уже надоело. Месяца три назад она притащила домой эдакую «увядшую хризантему» с претензией на интеллект, а неделю назад устроила «случайную» встречу с девицей, у которой развитие затормозилось еще в роддоме. Эта девица умудрилась за весь вечер сказать всего два слова. Первым словом было «ой!», вторым «ой-ой» — причем с первым «ойем» она поставила на стол эклеры собственного производство, а с «ойойем» она выплюнула их обратно на блюдце, откусив крохотный кусочек. А я-то из порядочности жевал уже второй эклер и из той же идиотской порядочности нахваливал. Сегодня мне предстоит очередное подстроенное бабушкой свидание, но что-то мне подсказывает, что выдержать этого я не смогу. Поэтому, Лариса, не согласились бы Вы сыграть роль моей невесты, что не такая уж неправда, если принять во внимания последние события. Может бабушка, поняв, что я определился с выбором, прекратит наконец сводничать.

— Значит обмануть доверчивую старушку, облапошить бедняжку ни за что ни — про что? Никогда! Когда это касается кучки самоуверенных балбесов — это одно, но Вы поступаете просто непорядочно. — Я отрицательно замахала головой, но если уж по-правде, мне светило сегодня похулиганить. А возможности похулиганить я еще никогда не упускала.

— Лариса. Ну я Вас очень прошу. Пожалуйста. Пожалуйста! — он знал как модулировать свой, как мы уже выяснили, несказанно сексуальный голос, чтобы убедить и размягчить гранит. Но я-то была крепче стали.

— Нет, нет и нет. Хотя… — я уж намеревалась сдаться, но тут, как всегда нежданно, меня озарила блестящая идея. — Хотя если Вас устроит не пятьдесят, а тридцать процентов от предполагаемого выигрыша, я могу и подумать. А подумав, могу и согласиться. — Я хитро прищурилась и состроила мерзкую гримаску.

— Вы отвратительны в Вашей жадности, Лариса. Но я согласен. Заеду за Вами в восемь.

— Иду знакомиться с родней, — проинформировала я трепещущую аудиторию, выйдя из кабинета начальника.

— Врешь, типа! — Серега нехорошо пялился на меня, а Митрич крепко держал его за локоть. Видно опасался мордобоя.

— Наверняка сама напросилась, поэтесса, — в одночасье позеленевшая лошадь Пржевальского все еще держалась за соломинку. (Кстати, вы никогда не задумывались КАК офигенно должна смотреться зеленая лошадь Пржевальского в мини!)

* * *

Что меня радовало во всей этой истории, это то, что бабуля ушла в гости к соседскому дедку на чай с кренделями. Бусик у нас все-таки консервативен, и если мои «жинсы» она еще кое-как терпит, то сегодняшний мой «прикид» наверняка заставил бы бусика всю ночь читать надо мной молитвы и крестить мой лобик, в тщетных попытках избавить меня от влияния «врага нечистого». Поскольку мне предстоял бенефис, я тщательно подготовилась к этому визиту и выглядела как ангел, только очень падший. Не тот ангел, которого просто выгнали за «неуд» по поведению в Эдеме, а тот, который перед тем как бухнуться еще и «бухнул». Моя любимая в студенческие времена кожаная юбка и жилетик с заклепками удачно дополнялся зелено-малиновой гривой начесанных волос. Цветной лак с блестками, между прочим, обошелся в копеечку, так же как и черная помада. На лак для ногтей денег не хватило, но я мудро обошлась канцелярской «замазкой».

— Вот это, мать, COOL! Подохнуть можно, — только это и смог сказать мой братец, отдавая мне свои высокие рыжие «гриндера» и красные носки. — Слышь, сунь в нос серьгу. Пирсинг нынче в моде.

Я послушалась братца и в добавок отчаянно перевела себе на плечико татуировку с детской жевачки «Бумер». Татуировка изображала крутого мускулистого парня с какой-то штучкой в руках. При наличии воображения, можно было додуматься до чего угодно. К восьми вечера я являла собой нечто абсолютно авангардное и среднему уму недоступное.

Стоило мне появиться у подъезда, бабулины подруги шепотом крякнули и забыли обо всем, что их, еще не совсем разрушенный склерозом разум, мог помнить.

— Это гламур, модерн, кич, абстракция? Это что, самый пищащий «писк» у тинэйджеров? — Андрей неумело прикрывал меня спиной, чтобы бабушки не дай бог не бросились на защиту целомудрия и на уничтожение воплощения зла в моем размалеванном лице.

— Уж и не знаю, Андрей. Мой братец сказал, что «пищит» на кучу децибел. Не уверена, но мне понравились краски. Очень нестандартно.