Наша училка, Мари, вошла в кабинет, как можно предположить, как раз после такого приступа всеобъемлющей ненависти, когда похмельная тоска перешла в острую жалость к себе и вызвала чрезмерную чувствительность, когда парень наш ощутил, что каждая клетка его тела обнажена и жаждет любви, теплоты и сочувствия. Училка же целый месяц уже ездила на работу из другой деревни исключительно на автобусе, потому что король подштанников отступил от обещанного брака, то есть, собственно говоря, отступил в существующий брак, — в общем, это, возможно, и стало причиной, почему училка не была отослана ко всем чертям, но, напротив, усажена на диван и попотчевана кофе. А может, нашим парнем руководила вовсе не чувствительность, а напротив, соображения целесообразности, и он, посмотрев на эту молодую женщину, почти трезво взвесил скрытые в ней возможности: а что, ведь она могла бы быть моей женой, и вместе с ней мы могли бы продолжить линию, начатую отцом, линию новой крови. Правда, она никогда бы не значила для него так же много, как та сегедская девушка, которую так все хотели заполучить, а заполучил в конце концов какой-то гомик из Лос Анжелеса, а может, и не он, а кто-то другой, неважно, — суть в том, что эта, как ее, Мари, что ли, никогда ему так не будет важна. Ну, и еще он чувствовал, что инициатива в данном случае исходит от нее, и это заведомо снижало в его глазах шансы на настоящую любовь. За всю предыдущую жизнь он привык к тому, что это он бегает за бабами, а не они за ним, они были ему как масло в огонь, горящий в сердце, обратная же связь не могла высечь в нем настоящих эмоций. Если ты не должен бороться за что-то, то получается вроде благотворительного обеда, который ты, конечно, сжуешь, особенно с голодухи, но большого удовольствия не получишь, или вроде бесплатного концерта, когда у тебя в голове одна мысль: что оркестр наверняка играет вполсилы или что это такой оркестр, который пускают играть только на бесплатных концертах, и ты уже слышишь фальшь, и недотянутую мелодию, и несогласованность. Словом, Мари была для нашего парня такой бесплатный концерт, который не мог вызвать в нем такого уж большого интереса, ну, разве что трезвое рассуждение, что билеты на концерты нынче так дороги, что если уж подвернулся случай, упустить его просто грех.
27
Чего не заходишь, — встретили его в корчме, когда он туда пришел. Да вот же я, сказал наш парень; ну да, это сейчас, а в другие дни? Ты, конечно, наш парень, наш сукин сын, да ведь у одной суки столько сыновей бывает, что и не поймешь. Вон хоть тут, в деревне, кто-нибудь скажет, у такого-то пса — кто отец? Можно даже представить, что у него отцов сразу несколько, — возьми хоть щенков одного помета: все же разные, ни друг на друга не похожи, ни на мать. А как вспомнишь, что за свадьбы творятся в чьем-нибудь дворе, где у суки течка. Сколько кобелей на нее одну вскакивают — запросто может быть, что у нее внутри все взбалтывается, а потом рождаются черт-те какие щенки, которые ни на кого не похожи, потому что не было у них определенного отца, чтобы тот или этот. Вот и парень наш, вполне может быть, тоже такой щенок, про которого не знаешь, чей он сын. Станет такой директором, а потом забудет, откуда он взялся. И что его такая же мать кормила грудью, как и тех, кто ему до сих пор в корчме друг и товарищ был.