Он протягивает мне книгу. «Мигрени только у вас в голове».
Я чувствую свое дыхание. Чувствую свой пульс. Чувствую, как рубашка наполовину вылезла из брюк. Я благодарю его, забираю книгу, ставлю ее обратно на полку. Селф-хелпы, книги о том, как помочь себе, мне теперь не помогут.
– Ты знаешь Зика? – спрашиваю я, кивая на сцену.
– Нет, – отвечает парень. – Я за книгой пришел.
– Меня зовут Пол.
– А я Ной.
Он пожимает мне руку. Я касаюсь его руки.
Джони и Тони, чувствуется, любопытно, но они не встревают.
– А
«Изумительны» – я мысленно смакую слово. Услышать его – приятный сюрприз.
– Ага, мы с ним в одной школе, – невозмутимо отвечаю я.
– В средней школе?
– Да, именно. – Я опускаю взгляд. Ладони у него безупречной красоты.
– Я тоже там учусь.
– Правда? – Ушам своим не верю. Я никогда его раньше не видел. Если бы видел, не забыл бы, это как пить дать.
– Ага, вот уже две недели. Ты в двенадцатом классе?
Я опускаю взгляд на свои кеды.
– В десятом.
– Круто.
Боюсь, он надо мной стебется. Десятиклассником быть совсем не круто. Это даже новички знают.
– Ной! – окликает его чей-то голос, звучащий настойчиво и решительно. За спиной у Ноя появляется девушка. Ее наряд – убийственная комбинация пастельных тонов. Она молоденькая, но с такой внешностью могла бы работать администратором в интерьерном салоне.
– Моя сестра, – поясняет Ной к моему огромному облегчению. Девушка уходит, явно рассчитывая, что брат последует за ней.
На миг мы зависаем. Это наше короткое, полное досады аутро.
– Ну, еще увидимся, – говорит потом Ной.
«Надеюсь», – хочу ответить я, но вдруг пугаюсь излишней напористости. Я способен флиртовать с лучшими из лучших, но только если это ничем не чревато.
А
– Увидимся, – повторяю я. Ной уходит, когда Зик начинает играть новый сет. У самой двери Ной поворачивается ко мне и улыбается. Я чувствую, что заливаюсь краской.
Мне больше не танцуется. Когда загружен, зажигать трудно. Порой танцуешь, чтобы груз скинуть, но этот груз мне скидывать не хочется.
Мне хочется его сохранить.
– Как думаешь, он на стороне жениха или на стороне невесты? – спрашивает Джони после концерта.
– Думаю, нынче люди могут садиться где хочется, – отвечаю я.
Зик собирает свою аппаратуру. Мы стоим, прислонившись к его микроавтобусу «фольксваген», и щуримся, чтобы превратить свет уличных фонарей в звездный.
– Думаю, он на тебя запал, – не унимается Джони.
– Джони, ты думала, что Уэс Траверс на меня запал, а он хотел лишь списать у меня домашку, – напоминаю я.
– Тут другое дело. Пока Зик играл, этот парень стоял в отделе архитектуры и искусства. Потом он перехватил твой взгляд и приблизился. Его вовсе не селф-хелп интересовал.
Я смотрю на часы.
– Так, карета вот-вот превратится в тыкву! Где Тони?
Он обнаруживается неподалеку – лежит посреди улицы на островке, присвоенном местным отделением клуба «Киванис»[4]. Глаза у него закрыты. Тони слушает музыку проезжающего мимо транспорта.
Я перелезаю через ограждение и сообщаю ему, что заседание научного кружка почти закончилось.
– Знаю, – отвечает он, глядя в небеса, потом встает и добавляет: – Мне здесь нравится.
«Где “здесь”?» – хочется спросить мне. На этом островке, в этом городе, в этом мире? Больше всего в этой странной жизни я хочу, чтобы Тони был счастлив. Мы давным-давно поняли, что влюбиться друг в друга нам не суждено. Но в глубине моей души продолжают жить связанные с ним надежды. Я надеюсь, что мир справедлив, а в справедливом мире Тони блистал бы.
Я сказал бы об этом Тони, но он не прислушается. Он бросит мои слова на этом островке, вместо того чтобы аккуратно сложить и носить с собой, просто как памятку.
У каждого должно быть свое место. Мое место – этот сумбур друзей, мелодий, внешкольных занятий, мечтаний. Хочу, чтобы свое место было и у Тони. Хочу, чтобы «Мне здесь нравится» он говорил без грустных нот. Хочу, чтобы я мог ответить: «Ну так оставайся».
Но я не нарушаю тишину, потому что теперь вокруг нас тихая ночь и потому что Тони уже шагает обратно на парковку.
– Что такое киванис? – кричит он мне через плечо.
Я отвечаю, что звучит похоже на птицу. На птицу из дальних-предальних стран.
– Привет, гей-бой! Привет, Тони! Привет, фольк-цыпка!
Мне даже взгляд от тротуара отлеплять не надо.
– Привет, Тед, – говорю я.
Мы уже выезжать собрались, а тут он. Я слышу, как в милях отсюда родители Тони заканчивают свои вечерние молитвы. Они ждут нас с минуты на минуту. Машина Теда блокирует нас на стоянке. Он поставил ее там не со зла, а по чистой рассеянности. Тед – король рассеянности.
– Ты нам мешаешь! – говорит ему Джони с водительского сиденья. Злится она в лучшем случае в четверть силы.
– Ты сегодня классно выглядишь, – отвечает Тед.
За последние годы Тед и Джони расставались двенадцать раз. Это значит, что они сходились одиннадцать раз. Мне всегда казалось, что мы на пороге Воссоединения Номер Двенадцать.