Парень

Чушь собачья, — сказал наш парень, — куча же людей найдется: хоть у них жены нет, все равно умирают молодыми. Эй, эй, — сказал тот, который показал себя большим знатоком подобных убийств, — там ведь тоже есть какая-нибудь баба: или любовница, ну, или мать. Вот к ним и надо приглядеться. Бабы, они все, даже матери, способны убить. Ведь сколько таких, кто, например, доводит детей до болезни, и чем доводит? — вечными требованиями да слезами, им лишь бы оставаться самыми главными для ребенка, чтобы ребенок чувствовал, что без них он пропадет — и в конце концов в самом деле пропадает. Потом, есть и такие матери, которые как раз беспечностью своей загоняют детей в гроб. Словом… Мужики собирались еще что-то сказать, но не могли вспомнить, что, и как забрели в эту тему, забыв, что причиной была возможная женитьба нашего парня и что они знают эту семью. Они же все время пили, пока говорили, и пили, конечно, и до того.

Приходи почаще, — сказали они нашему парню, а он ответил, мол, будьте спокойны, приду, — и пошел прочь, домой, к матери, которая рада была, что, хоть и очень редко, но видит сына в относительно трезвом состоянии: значит, ступил на правильный путь. Каждый к этому приходит, думала она. Даже ее сын. Было у нее в голове что-то в том роде, что в мире добро всегда побеждает зло, надо только дождаться. Хотя всё вокруг, да и сама ее жизнь, противоречило этому, она все-таки верила в добро. Вера эта — вроде того, как человек с младенчества учится говорить. Если он слышит подобное уже в первом классе, на уроках закона божьего, то вера в добро становится как бы знанием, входит в число важнейших сведений о мире, и от этого он уже никогда не избавится. Даже когда с ним случится что-то ужасное, например заболеет раком, и он не просто умирает, а перед этим его еще беспощадно распотрошат, тем самым не к выздоровлению подталкивая, как обещали, а дальше в болезнь, к жутким мучениям, а современная медицина, она только продлевает и дикую боль, и страдания, причем не из какого-то там милосердия — как можно из милосердия причинять боль! — а потому, что соцстрах платит врачам до тех пор, пока они что-то еще могут делать с больным; конечно, они-то там, между собой, прекрасно знают, что надежды никакой нет, да они и не вкладывают в это дело слишком много энергии: впихнут человека в операционную, отпилят ногу, пораженную саркомой, потом вырежут половину легких, потому что там метастазы, и до тех пор обрезают понемногу от бедняги, пока хоть что-то остается, чтобы близким было что в гроб положить, зато денежки на счет больницы текут и текут, и это дает возможность учреждению здравоохранения функционировать дальше, давая возможность новым больным страдать, а врачам продолжать свою работу, работу живодеров.

А тот, кто туда попадает, к ним в руки, даже тут способен думать, что все это — ради добра, например для того, чтобы очиститься, освободиться от грехов, которые ты совершил за свою жизнь, чтобы потом, после смерти, уж в самом деле все было совсем хорошо. То-то человек удивился бы, обнаружив, что после смерти вообще ничего нет, и его самого нет, а потому он ничего там не обнаружит.

Вот и в душе матери нашего парня глубоко жила эта вера в хорошее, хотя она не могла бы даже сказать более или менее определенно, собственно, что это — хорошее. Хорошо ли, скажем, если у человека есть жена и ребенок, и не является ли это так называемое хорошее всего лишь предисловием к чему-то очень плохому, трагическому? Или наоборот, то плохое, что с тобой происходит, может быть, есть залог чего-то прекрасного, что ждет тебя в будущем? Например, мужчина, ну, или женщина, отстрадав в браке сколько положено, прожив в муках каждую секунду, именно поэтому будет потом способен на такую любовь, какую раньше даже представить себе не мог. Или, чтобы хоть как-то спасаться от домашнего ада, он вечно, до поздней ночи, торчит на работе и, раз у него такое море времени, в конце концов изобретет что-нибудь потрясающее, за что получит огромные деньги и всемирную известность. И у этого мужчины, ну, или у женщины, как раз и было, пускай в подсознании, главное желание: придумать что-то такое грандиозное, как теория относительности. И условием для этого как раз и могла стать невыносимая семейная жизнь. И мужчина этот, ну, или эта женщина, чувствует себя невероятно счастливым аж несколько лет, пока организм и нервная система выдерживают побочные следствия мировой славы и немеряных денег.