Парча безоблачного счастья

- Ты знал, что я приду? - решилась Света.

- Знал.

Поздно ночью, когда они уже лежали в кровати, укрывшись синим одеялом, Данила нарушил тишину и сказал:

- Если ты надумаешь уйти в следующий раз, то больше не возвращайся.

- Ты думаешь ... - начала Света.

- Я не знаю, - прервал он ее. - Hо я не хочу снова ждать тебя, как недавно. Это ужасно, поверь мне. Меня словно вывернули наизнанку - я начал делать то, чего я раньше не делал и наоборот. Я перестал рисовать, зато я стал ходить по гостям. Я не читал книг, зато я смотрел телевизор. Я начал думать о тебе, хотя раньше этого не делал. Я стал собственным негативом и случилось это настолько легко, что я сам удивляюсь. Я не хочу вот так легко меняться и отказываться от того, что для меня самое главное в этой жизни. Поэтому, если ты уйдешь, то больше не возвращайся. Так я хотя бы буду знать, что мне нечего ждать и я смогу заняться собой и своими делами.

- Я не уйду, - сказала Света, едва сдерживая слезы.

Только сейчас она поняла, что за этим спокойным тоном, скрывается человек, который так же как и она мучается от боли, в причинении которой она виновата. Данила не винил ее, ему даже мысль такая не пришла в голову. Он просил ее, почти умолял, и, насколько помнила себя Света, он делал это в первый раз за два года. Данила всегда был для нее несгибаемым стержнем, за который можно уцепиться в бурю и не дать ей унести себя. И вот теперь этот стержень, нет, не прогнулся, он дал трещину, и Свете стало страшно. Ей стало страшно за Данилу, за себя, но больше всего ей стало страшно от осознания собственной власти над этим стержнем. Ей не нужна была эта власть и ответственность, которая всегда идет с ней в нагрузку. Ее устраивало в их отношениях то, что Данила всегда был лидером - она ему не прекословила, не требовала от него большего внимания и заботы. Она принимала его неприрученным, так как приручить его она бы все равно не смогла, а возможно и не хотела. Однако время взяло свое и Данила почувствовал на шее поводок, который сам же на себя накинул. И он начал метаться.

Свете стало страшно, по-настоящему страшно за Данилу, который теперь был совсем не твердым стержнем, а хрупким тепличным цветком, который может быть прекрасным только в определенных условиях. Света невольно, одним лишь своим присутствием, меняла эти условия и Данила оказался под угрозой, которую он возможно еще сам не сознавал. Света понимала, что ей обязательно надо вернуть прежнего Данилу, доказать, что ничего не изменилось и он сможет быть собой и одновременно быть с ней без всякой угрозы. Она нашла единственный способ это сделать.

Откинув одеяло, она уселась на Данилу и начала его безумно целовать. Данила опешил от такого поворота событий, но вскоре начал отвечать ей тем же. Вскоре ласки перестали быть игрой и сквозь тонкую грань трусиков Света почувствовала, что Данила готов. Сорвав с себя последний предмет одежды, что разделял их, Света приняла Данилу внутрь и для нее мир взорвался теплыми осколками в низу живота. Она чувствовал прибой, который волнами накатывал на нее и грозил унести с собой в неведомые пучины. Света ощущала себя холстом, Данила был художником, а между ними была кисть, которая заставляла ее трепетать от удовольствия.

Данила не выдержал первым и Света почувствовала как кисть нанесла последний агонизирующий мазок, после чего художник выгнулся под ней и застыл на несколько секунд. Света чувствовала как его краски разливаются по ее нутру. Света уже собиралась слезть с Данилы, когда он ее удержал:

- Hе надо, - сказал он.

- Ты уверен?

- Да, - сказал он и Света почувствовала, что Данила все еще голоден.

Hа этот раз Данила перевернулся и Света оказалась под ним - именно то, чего она хотела. Ей было приятно видеть Данилу над собой, а себя под ним, ощущать его первенство как мужской особи перед женской. В этом было что-то сугубо естественное, природное и абсолютно невинное. Впрочем в такие моменты она себя не занимала подобными мыслями - чувства брали верх.

- Ты все еще твердый стержень, - в какой-то момент засмеялась Света.

- О чем ты? - спросил Данила, не поняв двусмысленности слов Светы.

- Hе важно, - едва обронила она.

Волны, которые до сих пор накатывались на нее, теперь превратились в большой вал, от которого было не укрыться. Как тонущий тянет руку из воды в последней попытке спастись, так же и Света вцепилась ногтями в спину Даниле и закусила губы в попытке не потерять себе в феерии животного наслаждения.

Через полчаса оба крепко спали. Даниле снилось, что он рисует безоблачное небо на теле Светы. Света смеясь говорила что-то про хрупкие стержни и несгибаемые цветы и Данила смеялся вместе с ней. Свете снилась картина, которая лежала в ее кладовке и дожидалась того момента, когда ее повесят на стену.

Утром Света поцеловала Данилу на прощание.

- Я не знаю смогу ли я сегодня зайти. Может быть завтра, - сказала она.

- Hе важно.

- Ты будешь меня ждать?

- Hет, я буду рисовать, - сказал Данила.

Спустившись вниз, Света вышла из подъезда и медленно пошла вперед. Выйдя из двора, она увидела Мишу, который стоял возле машины.