Паразиты разума

Следующие сорок восемь часов мой разум был настроен только на рутинные дела, связанные с раскопками на Каратепе. Это вовсе не так трудно, как звучит (и позже многие читатели это поймут). Дело просто заключается в отождествлении самого себя со своей ролью, как в актёрском методе — например, разделять возбуждение Белла по поводу раскопок и так далее. Я ездил по Лондону и навещал своих друзей, и даже позволил себя соблазнить на "скромную вечеринку" — присутствовать там в качестве знаменитости (на самом же деле вечеринка оказалась крайне многолюдной — хозяйка обзвонила около сотни знакомых, как только я пообещал туда явиться). Я сознательно заставил свой ум работать по-старому, что, надо сказать, было довольно тяжело. Я возбудился, а затем впал в депрессию и, уже летя домой, "сфабриковал" мысль, не был ли этот вечер бесполезной тратой времени, и даже "принял решение" больше не посещать подобные мероприятия. Когда вертолёт ЕУК приземлился в Диярбакыре, я почувствовал, что небо вновь чисто, но продолжал прикрывать свои мысли ещё два дня. К счастью, Райх вернулся на раскопки, и у меня не было искушения ослабить меры предосторожности. Как только он вернулся, я всё ему рассказал и высказал мысль, что, возможно, перевозка шкафов Вейсмана на склад снизит их интерес ко мне до нуля. Но мы не собирались самоуверенно расслабляться.

Мой опыт позволил сформулировать ещё одну догадку о Паразитах. Понятно, что они не следили за каждым человеком постоянно. В таком случае, почему же люди не "выздоравливали", как мы, когда вокруг не было Паразитов?

Этот вопрос занимал нас целый день. Ответ нашёл Райх. Ему случилось поговорить с женой Эверетта Ройбке, президента ЕУК. Её муж только что отбыл на две недели на Луну для восстановительного отдыха, и она признала, что его нервы изрядно сдали.

— Но почему? — спросил Райх. — Разве дела компании не идут превосходно?

— О, да, — ответила она, — но когда человек является президентом такого большого предприятия, как ЕУК, он привыкает постоянно волноваться и иногда просто не может остановиться.

Ну конечно! Привычка! Как всё становится просто, когда подумаешь об этом! Психологи в течение многих лет говорили нам, что человек в значительной степени является машиной. Лорд Лестер[95] сравнивал человека со старыми дедушкиными часами, приводимыми в действие пружиной. Единственная психологическая травма, перенесённая в детстве, может стать основанием для невроза на всю жизнь, и, наоборот, одно-два радостных впечатления в раннем детстве способны сделать человека неистощимым оптимистом. Тело может быть разрушено микробами физической болезни за неделю, а разум хранит микробы страха и психических нарушений всю жизнь. Почему? Да потому, что ум имеет свойство застаиваться — в течение всего времени, пока есть жизненные силы. Ум работает по привычке, и эти привычки крайне трудно разрушить, особенно вредные.

Другими словами, человек, на которого воздействовали Паразиты, подобен заведённым часам, и ему можно уделять внимание только раз в год или около того. Кроме того, как выяснил Вейсман, люди сами влияют друг на друга, облегчая тем самым работу Паразитам: отношение родителей к жизни передаётся их детям, а один мрачный, пессимистически настроенный писатель с выразительным стилем воздействует на целое поколение писателей, которые, в свою очередь, влияют почти на каждого образованного человека в стране.

Чем больше мы узнавали о Паразитах, тем больше понимали, как ужасающе просто обстояло всё дело, и тем невероятней нам казалась удача, что мы натолкнулись на их секрет. Прошло довольно много времени, прежде чем мы наконец осознали, что понятие "удача" в данном случае было неточным и даже совсем неподходящим, как и большинство абстрактных существительных нашего языка, и дело заключалось в чём-то совершенно ином.

Естественно, мы проводили много времени, обсуждая, кого ещё можно посвятить в нашу тайну. Вопрос был сложный. Мы взяли хороший старт, но один неверный шаг мог разом всё уничтожить. Прежде всего, мы должны были убедиться, что выбрали людей, способных воспринять то, что мы им расскажем. Дело было не столько в том, что нас могли принять за сумасшедших — мы уже не очень опасались этого, — но в том, чтобы быть уверенными, что какой-нибудь небрежно выбранный "союзник" не выдаст нас Паразитам.

Мы читали много работ по психологии и философии, пытаясь выяснить, был ли ещё кто-нибудь, чья мысль уже шла в правильном направлении. Мы нашли нескольких, но всё ещё проявляли осторожность. К счастью, Райх и я быстро научились технике феноменологии, потому что не были философами и, стало быть, не имели против неё предрассудков. Семена Гуссерля, так сказать, пали на благодатную почву. Но поскольку шла настоящая война, нам пришлось разработать способ обучения людей этой ментальной дисциплине — было недостаточно положиться лишь на их обычные умственные способности, так как надо было научить их защищать себя от Паразитов как можно быстрее.