Паразиты

Почему Найэл сразу не зашел и не забрал ее домой? Это меньшее, что он мог сделать - зайти за ней втеатр. Попробовать позвонить... Никто не отвечает. Где же Найэл? Что если когда взорвалась эта проклятая штука, попало в Найэла?

- Кто-нибудь знает, где сегодня?

- Кажется, Кроудон*.

Никто не знал. Никто не мог сказать с уверенностью. Стук в дверь.

- Войдите.

Это был Найэл. Волна облегчения, но ее сразу сменяет раздражение.

- Где ты был? Почему не пришел раньше?

- Я кое-что делал.

Спрашивать Найэла бесполезно. Он сам себе закон.

- Я думала, ты сидишь в первом ряду, - сердито сказала Мария, стирая с лица грим.

- Я видел пьесу четыре раза, то есть примерно на три больше, чем следовало, - ответил Найэл.

- Сегодня я была очень хороша. И совсем другая, чем в тот вечер, когда ты видел меня последний раз. Большая разница.

- Ты всегда разная. Я никогда не видел, чтобы ты дважды делала одно и то же. На, возьми этот пакет.

- Что это?

- Подарок, который я купил тебе в Нью-Йорке на Пятой авеню. Ужасно дорогой. Называется неглиже.

- Ах, Найэл...

Она вновь была ребенком, который разрывает упаковку, бросает оберточную бумагу на пол, затем быстро подбирает - оберточная бумага теперь большая редкость; и, наконец, вынимает из коробки тонкий, струящийся идиотизм, прозрачный и абсолютно никчемный, непрактичный.

- Должно быть, стоит уйму денег.

- Так и есть.

- Общественные связи?

- Нет, личные. Больше ни о чем меня не спрашивай. Надень.

Как приятно получать подарки. Почему она как ребенок сама не своя до подарков?

- Ну как?

- Отлично.

- И к телу очень приятно. Я назову его "Страсть под вязами"*.

Такси найти не удалось. Они были вынуждены возвращаться на квартиру Марии почти ощупью, прокладывая себе путь в тумане, прислушиваясь к тяжелому дыханию поезда где-то высоко под небом.

- Дело в том...

- Дело в чем?

- Дело в том, что вместо того, чтобы привозить мне "Страсть под вязами", следовало привезти гору еды в банках. Но тебе это, конечно, не пришло в голову.

- А какой еды?

- Ну... ветчины, языков, цыплят в лаванде.

- А вот и привез. У швейцара в вестибюле я оставил огромный пакет со всякой всячиной. Скоро увидишь. Цыплят, правда, нет. Но есть сосиски.

- Ах, ну тогда...

В квартире, расхаживая между спальней и кухней, она разговаривала то с Найэлом, то с закипающим чайником.

- Только посмей перелиться через край. Я за тобой слежу... Найэл, зачем ты роешься в комоде? Оставь его в покое.

- Хочу найти еще одно шерстяное одеяло. Что там лежит у тебя под гладильной доской завернутое в плед?

- Не трогай... хотя, нет. Бери. Но не пролей коньяк на подол.

- Коньяка у меня нет. А жаль. В квартире ледяной холод. У меня стучат зубы.

- Тебе это не повредит. Ты слишком привык к горячим батареям... Ну вот, потеряла консервный нож. Найэл, что это на тебе? Ты похож на негритянского менестреля.

- Это моя американская пижама. "Страсть под кизилом", нравится?

- Нет. Какие отвратительные темно-каштановые полосы... Сними ее. Надень...

- Можно и...

Над крышей прогрохотал еще один поезд. Куда? Откуда? Лучше поскорее налить грелку.

- Найэл, ты хочешь есть?

- Нет.

- А захочешь?

- Да. Не беспокойся. Если захочу, открою банку сосисок рожком для обуви. Между прочим, что такое бомбейская утка?

- Общее купе в спальном вагоне. Неужели ты забыл?

- Ах, да, конечно. Но какое отношение это имеет к нам? Сегодня ночью?

- Никакого. Просто мне надо было отделаться от Полли.

Приятное тепло чашки обжигающего чая, потом грелка в ногах. Приятная тишина - ни скорых поездов, ни хлопающих дверей и окон; лишь тиканье часов на прикроватном столике, светящиеся в темноте стрелки показывают десять минут первого.

- Найэл?

- Что?

- Ты читал в вечерней газете заметку про то, как умирающая жена одного старого полковника Нозворта попросила сыграть на ее похоронах "Ты действуешь мне на нервы"?

- Нет.

- Какая хорошая мысль. Я вот все думаю, кто бы это действовал ей на нервы.

- Думаю, старик Нозворти. Мария, как ты думаешь, чем нам заняться?

- Не знаю. Но чем бы мы не занялись, это будет восхитительно.

- Тогда перестань разговаривать...

В холле, в Фартингз кто-то ударил в гонг. Мария открыла глаза и села, вся дрожа. Она протянула руку к пробке, и остывшая вода с рокотом и бульканьем устремилась в сток за окном. Мария сильно опаздывала к воскресному ужину.

Глава 21