Паранормы

И мы полетели.

Человек и пес.

На одну минуту присел вертолет на ровный «пятачок» у подножия сопок. Я откатил дверь и первым, как всегда, выпрыгнул Ройка. Потом я, привычно приземлившись на обе ноги. Пахнув в затылок горячим выхлопом, вертолет взмыл над нами и повернул прочь. Кабина пуста — винтокрылая машина ушла домой на автопилоте. Пища и вода упакованы в контейнеры моего спец жилета, так что можно было вынимать их, не снимая жилета с себя. Концентрированной пищи хватит очень надолго. С водой хуже, та, что на мне — неприкосновенный запас, но на нашем пути встретится множество рек и ручьев, а с современными фильтрами можно употреблять воду хоть из охладителя реактора. Так что за хлеб наш насущный я мог не опасаться. Я был похож на Рода Уокера[4] в его снаряжении. Но все хорошо пригнано — ничего не выпирает. Комбинезон, меняющий цвет и рисунок, поддерживал комфортную температуру и влажность тела. Передатчик и датчики угрозы, составляющие единый комплекс с анализатором, вшиты в костюм, как и аварийный маяк, связанный с датчиками состояния на запястье. Он включится, если я буду мертв.

Такой же маяк вшит в ошейник с выкидными, острыми как бритва шипами, что я надел на Роя сразу после высадки. Он всегда не любил этот аксессуар и дома, естественно, не нуждался в нем, но здесь речь шла не о собачьих приличиях, а о безопасности. Спецы из отдела снабжения вставили в ошейник и таблетку для «гуманного умерщвления». Мне такой таблетки не полагалось. Идиоты. Да скорее, я сам ее съем.

Я обвел вокруг себя маленьким изящным анализатором, похожим на пистолет без ствола. Убрал в гнездо на поясе. Ни радиологической, ни химической, ни иной опасности не было. Экранчик прибора остался пуст, горел зеленый огонек. Теоретически, меня нельзя было запеленговать, но на связь я буду выходить редко и на очень короткое время.

— С кем в другой раз идти, где Борисов, где Леонов?.. — задумчиво пробормотал я псу.

Страсть к цитированию общих мест — моя слабость. Ведь даже у великих должны быть слабости, разве нет? Рой глянул на меня непонимающе — литературные вкусы его были не слишком взыскательны.

2

Мы шли по высокой, неестественно высокой траве к центру Зоны.

Название это со «Сталкера» прижилось само собой. Чего только не пытались сделать после ее нежданного возникновения, когда люди массово, необъяснимо ушли из этих мест, а многие просто исчезли. Их гнало нечто, похожее на страх, но сильнее страха. Амок.

И творились странные вещи, и город заброшен до сих пор, туда не вернулся ни один.

Армия тоже потерпела поражение.

Много явилось на свет Божий разного, неприятного и тут же засекреченного. И необъяснимого. Автоматы, регулярно засылаемые сюда, столь же регулярно пропадали, обрывая связь. После бесследного исчезновения двух вертолетов с учеными в погонах решено было не рисковать людьми. До нашего визита правило это соблюдалось неукоснительно.

Но были и те, кто шел сюда сам. Их было мало, их ловили и пытались лечить, но многие прорывались, и никто не вернулся назад. Пойманные говорили, что и их вела сила, похожая на страх, но сильнее страха, сильнее наркотической зависимости. И при первой же возможности пойманные исчезали. Ясно, куда все они шли.

То ли мы и правда истощили терпение матушки — планеты, то ли злые инопришлецы подгадили, то ли еще что, гадал я, ступая по бывшему полю. Справа — склон горы, прямо — лесочек виднеется, но туда, в лесочек, мы не пойдем, а возьмем левее, чтоб выйти к бывшему Научному городку, который я должен проверить на предмет слухов о живущих там бродягах. Хотя какие бродяги, если даже я, один на миллионы иммунный к действию Зоны, чувствую себя в этом вымершем мире мутно. И Рою, видно, мутно, но он-то промолчит.

Ветер дул западный, теплый и умеренный, и гнал этот ветер по голубому небу пушистые беленькие облака. Рой иногда приостанавливался и «внюхивался», как у нас с ним это называется, то есть вытягивал морду и недовольно фыркал, когда поток воздуха ерошил усы и бородку.

Шли мы меж холмов около часа, пока не показались первые признаки цивилизации в виде брошенной автомобильной камеры в редком сосняке у растрескавшейся ленты дороги. Уже почти на окраине Научного городка. Камера лежала явно с тех пор, когда здесь еще жили люди и потому, научно-практической ценности не представляла. Иной тоже. Мы шли по старым, дозоновским картам: спутники над Зоной необъяснимо слепли, а аэрофотосъемка по понятным причинам не проводилась — всем были памятны те вертолеты.

Когда-то Научный, как его называли, был одним из самых престижных районов города. Здесь жила элита — ученые, художники, музыканты, юристы, с началом реформ начали селиться банкиры. Росли новые и красивые краснокирпичные жилые корпуса, в сумрачных сосновых и светлых березовых рощах играли дети и гуляли влюбленные.

Все закончилось с катастрофой. Остались пустые коробки домов, здания институтов, запущенный Дендрарий и бывший Университет на горе Дальней. И теперь только одичавшие собаки бродили по окрестностям — на собак Зона отчего-то так не действовала.