Парамирик, или последний интеллигент (СИ)

   Неведомо какой, правда. Но обычно мнительный Юрий Андреевич вдруг огорошил заведующего мастерской вопросом о брате близнеце. Тот оторопел и признался, что да, у него был брат Филимон, но в восьмилетнем возрасте он утонул, когда они катались на льдинах. С ними был их двоюродный пятнадцатилетний брат Кешка, так вот его, Сергея, он спас, а Филимона не успел... Тогда Брянцев предположил, что погибший был, наверняка, порешительнее и позлее, чем Сергей Филимонович. И опять же попал в точку. Крутояров это признал, разговор замял и больше у литератора просить взаймы не пробовал.

   Своими подозрениями Айхель поделилась с коллегами и за Юрием Андреевичем закрепилась слава человека, склонного если не к ясновидению, то к некоторым элементам прозрения и умения заглядывать в прошлое. Вскоре подтвердить это могли и некоторые студентки- второкурсницы из группы экономистов.

   Однажды на уроке литературы, в беседе о стихах Роберта Бернса, Юрий Андреевич, продекламировав несколько стихотворений, вдруг произнес:

   - Вот видите, друзья мои, как звучат настоящие стихи настоящего мастера.

   А потом, почему-то глядя на Настю, добавил:

   - А то некоторые напишут на своем теле "Кого люблю- тому дарю" и считают, что это тоже поэзия и что это поэтично...

   Настя от этих слов слегка покраснела, а ее подружки Костромина и Злобова прыснули в ладошки. Они-то знали, что Парфентьева сделала себе такую наколку в весьма интимном месте всего две недели назад. Но откуда мог об этом знать литератор? Он что с ней вместе в бане мылся? Это была загадка...

   Одним словом, по колледжу про Брянцева стали ходить слухи, что после того происшествия и лечения в больнице, у него появились некоторые странности.

   Сам Юрий Андреевич по понятным причинам так не считал. Он чувствовал себя превосходно, как никогда. И только одно мучило его порой. Увидев по телевизору некоторых политиков или руководителей родного государства, а то и услышав их по радио, он вдруг ощущал, что от их слов в голове его что-то переключалось, она словно становилась как бы набитой ватой, а сознание отстраненным и сама собой возникала мысль: "Это змееносец! Это враг!" Но стоило переключить технику на другой канал или другую волну, как наваждение пропадало и мир снова играл для него всеми своими красками как в те времена, когда он еще не знал значения слова "парамирик".