Параллельный мальчик

– Он даже не вегетарианец, – улыбнулся Юра.

Пататам взглянул на всхлипывающую Машу, и ему вдруг до невозможности стало ее жалко. Он рассердился на себя за то, что довел ее до слез. «Пускай ест кого хочет, – подумал он. – Пускай даже меня съест – лишь бы не плакала. Зачем она плачет?»

Юра стер слезы с Машиных щек и снова поцеловал ее. Пататаму стало тоскливо. Он оперся на круглый бок апельсина – тот был бугристым и влажным. «Эх, брат апельсин! – подумал Пататам. – Мы с тобой – растения. Нас можно есть, но любить нас нельзя!»

Сквозь кожуру апельсина просочилась прозрачная крупная слеза.

Юра с Машей быстро позавтракали, причем Пататам снова попробовал молока из блюдечка, после чего Юра стал собираться в свой институт к профессору Стаканскому, чтобы доложить ему результаты работы. Он исследовал поле тяжести Земли, надеясь найти в нем небольшие дыры, где сила тяготения пропадает. Если бы их удалось найти, то можно было бы летать в космос без ракет. Но Юра пока не нашел таких дыр в поле тяготения.

Он представил себе, как профессор Стаканский опять хихикнет и скажет, потирая руки: «Опять в чудеса ударились, любезный Юрий Глебович! Пора с этим кончать», – и хлопнет ладонью по своей монографии, которая всегда лежит у него на столе.

Юра взглянул на часы и сказал:

– Мне пора.

– Юра, можно я Пататама с собой возьму? – спросила Маша.

Пататам насторожился. Опять его не спрашивают! Но Юра, мягко улыбнувшись, только покачал головой:

– Нет, не надо. С ним может что-нибудь случиться.

Маша надула губы, а Пататам решительно выступил вперед и заявил:

– Я пойду с Машей. Или вы считаете, что я теперь ваша собственность на том основании, что заплатили за меня семьдесят пять рублей? Это не дает вам права распоряжаться моей свободой.

– Ничего я не считаю! – рассердился Юра. – Можете идти куда хотите.

– Вот и чудесно. Спасибо! – Маша поцеловала Юру в щеку. Пататама передернуло. «Что это они все время целуются!?» – с досадой подумал он.

Маша взяла Пататама и, недолго думая, продела его в пуговичную петлю на лацкане своей куртки. Пататам повис в петле, удобно опираясь локтями. Над лацканом осталась торчать его голова с ухоносом и сложенные на груди руки.

– Все будут думать, что ты – брошка, – сказала Маша.

Пататам усмехнулся. «Ладно, пусть брошка! Я выше этого!»

– Всего хорошего, – сказал он Юре.

– Не потеряй его! – сказал Юра. – И вообще, будьте благоразумны.

Маша вышла на улицу и пошла, помахивая сумкой. Из лацкана торчала голова Пататама. Маша косилась на нее и улыбалась пришельцу. Она радовалась, что никто во всем городе и на всей Земле не догадывается, какое чудо висит у нее на куртке.

Пататам задрал голову и посмотрел на Машу снизу. Только тут он заметил, что Машины губы выкрашены в красный цвет. Это его заинтересовало.

– Почему у тебя губы в краске? – спросил он и смутился, ибо впервые обратился к Маше на «ты».

– Я – женщина, – сказала Маша.

– Женщина… – повторил Пататам.

Ему понравилось это слово. Он уже хотел выяснить, что же такое женщина, но тут Маша наклонилась к нему и дотронулась губами до ухоноса.

– А ты порозовел. Местами, – сказала она. – Почему?

– От свежего воздуха, – смущенно пролепетал Пататам.

– А сейчас на тебе появились синие пятнышки. Ой, как интересно! – воскликнула Маша, глядя на Пататама.

– Ничего интересного, – буркнул Пататам и отвернулся.

Он-то хорошо знал причину, из-за которой появились эти пятнышки! Дело в том, что жители Талинты выражают свои чувства не только словами, но и изменением цвета кожи. В обычном состоянии все талинтяне – зеленые, но когда влюбляются, то становятся розовыми, а потом и красными – в зависимости от силы чувства. Если талинтянин врет, то на нем немедленно проступают синие пятнышки от стыда, а если испугается, то на время чернеет. Видимо, Пататаму очень понравилась Маша, вот почему он порозовел, а потом смутился, соврал и покрылся синими пятнышками.

– Ты ужасно смешной, – сказала Маша… – Мы поедем в парк кататься на карусели.

– Хорошо, – кивнул Пататам, слегка обидевшись на слово «смешной» и от обиды становясь на миг сиреневым.

Но Маша не заметила этого. Она села в трамвай, и они поехали.

В этот час в парке было пусто. Старик, обслуживающий карусель, оторвал Маше билет, и она устроилась на висячей скамейке, пристегнувшись толстым ремнем.

– И охота одной кататься… – проворчал старик, включая карусель.

Колесо медленно сдвинулось с места, заскрипело, пустые скамейки на цепях качнулись и разошлись веером по сторонам. В лицо Пататаму подул встречный ветер, и он вспомнил о космосе, о бесконечном полете во Вселенной. У него дух захватило.

Они катались и разговаривали, Пататам рассказывал Маше о родной планете, о дереве, на котором они выросли, о своем братце по разуму Мананаме. Старик сидел в будке, удивляясь. Странная девушка в одиночку кружилась на карусели и разговаривала сама с собой.

– А где же твой братец? – спросила Маша.

– Он остался у Лены и Пашки.

– Где это?

– Не знаю… – Пататаму стало в этот миг совестно, потому что он совсем забыл о Мананаме – так хорошо ему было с Машей. – Я должен его разыскать, – добавил он.