Параллельные прямые

— Само собой, Алексей Львович. Вот закончим испытания, и перед запуском в серию обязательно пригласим благословить. К концу лета не сильно заняты будете?

— На святое дело время всегда найдётся. Делать танки — занятие богоугодное.

— Так их по всему миру делают тысячами, — попытался возразить Булгаков. Но замолчал, увидев здоровенный кулак предстоятеля.

— Не богохульствуй, Михаил Афанасьевич, и не впадай в ересь. Сатана, в подражание Господу, создал обезьяну. И тут, по аналогии…

Акифьев налил себе кагора, перекрестил стакан, и поднялся:

— Ну, раз у Семёна Михайловича всё в порядке, дайте я скажу.

И начал говорить…. Красиво так и складно, как подобает выпускнику Нижегородской духовной семинарии. Больше всего мне понравился рассказ о тяжёлой работе по искоренению буржуазных отрыжек, противных православному Советскому государству, заключающихся, главным образом, в гомосексуализме, толкиенизме, и либерализме. Да, если с первыми двумя всё понятно, то чем же ему гнилые либералы не угодили? Я решил уточнить:

— И каким образом Вы их искореняете?

Алексий не промедлил с ответом:

— Исключительно по староотеческим заветам.

— В монастырь?

— Господь с Вами, Гавриил Родионович, есть и более действенные методы.

— Знаю я эти методы, — пожаловался сидевший рядом Логинов. — У меня из-за них постоянные международные скандалы. Шесть стран уже прервали дипломатические отношения и отозвали посольства. За что повесили голландского третьего секретаря?

— Чем грешил, за то и повесили, — сурово отрезал Патриарх. — И впредь не будем придерживаться политики двойных стандартов.

— Тогда и Шуленбурга туда же…. Пруссию обещал? Даже договор подписал, а не отдаёт, собака. И кто он, после этого?

— Сделаем, Анатолий Анатольевич, сейчас вот в блокноте помечу.

Сталин слушал разговоры и добродушно улыбался в усы. Ну прямо умилительный портрет для Дворца пионеров. Но при упоминании германского посла вмешался:

— Вы, товарищи, поаккуратнее. На нас и так уже весь мир косится. И, согласно докладу генералов Раевского и Берии, собирается пойти войной.

— Как это, все сразу? — удивился Ворошилов.

— Может и по отдельности. Или, вообще без объявления. Англичане уже перебросили в Финляндию четыре своих дивизии. Могли бы и больше, но норвежский король товарищ Хокон, выполняя условия нашего договора, обещал торпедировать любое судно в Баренцевом море.

— И лимонники испугались? — усомнился Климент Ефремович.

— Нет, конечно. Но очень удачно прошёл слух о размещении в шхерах северной Норвегии трёхсот семидесяти советских подводных лодок.

— А у нас столько есть?

— Пусть над этим в Лондоне голову ломают. Только вот всё дело в том, что для нас и тех войск, что успели перевезти, за глаза хватит.

— Хреново, — с солдатской прямотой оценил обстановку Будённый. — Новые танки по карельским болотам не пройдут. Да их всего-то три штуки. Разве что лёгкими БТ-шками обойдёмся?

— Боюсь, и этого будет недостаточно, — тут уже Изя не вытерпел. — По результатам анализа радиоперехватов, по другим косвенным данным, на стороне нашего противника собираются выступить Турция и Чехословакия. Поэтому, я бы порекомендовал начать частичную мобилизацию и переброску войск с Дальнего Востока.

Тут уже у Блюхера глаза на лоб полезли:

— Вы что, товарищ Раевский, хотите чтобы японцы ударили нам в спину? Думаете, они простят нам потерю Манчжурии и Хоккайдо?

Изя вопросительно посмотрел на Сталина, требуя поддержки. Тот неторопливо раскурил трубку и ответил:

— Не беспокойтесь, товарищи, с этой стороны мы уже обезопасились. Я попросил Егорова вернуть остров Японии….

Тишина, даже рюмки не звякали. А Иосиф Виссарионович выпустил облако дыма и уточнил:

— В обмен на Аляску.

Никто не успел проникнуться восхитительной бредовостью и наглостью идеи. Громко и требовательно зазвонил телефон и на пороге возник Поскрёбышев.

— Простите, товарищ Сталин, Вы приказали ни с кем не соединять…. Но тут…. Понимаете…

Вождь взял трубку и нажал кнопку громкой связи.

— У меня нет секретов от Политбюро, — пояснил он. — Сталин у аппарата. Что? Владимир Ильич?

Мощный динамик разнёс по кабинету знакомый до боли картавый голос нашего шефа:

— Гавриил! Убери от меня свою крылатую бестию! Немедленно возвращайтесь!

Техника плохо передавала оттенки звуков, наверное, из-за помех, создаваемых местным халявником, но в интонациях явственно слышалась паника. А ещё донёсся нарастающий вой, как у пикирующего бомбардировщика.

— Что случилось, Владимир Ильич? — вождь продолжал заблуждаться насчёт личности собеседника. — Прислать комендантскую роту?

— Нет, — донеслось в ответ. — Лучше проследите, чтобы товарищи вернулись без задержки.

— Каким образом?

— Включаю портал перехода.

На стене засветился прямоугольник, переливающийся голубоватыми искрами. Ладно ещё шеф не стал выходить из образа, и в уголке портала блестела золотом надпись — «Сделано в СССР». Но, как мне кажется, знак качества тут был лишним. Он позже появился.

Сталин посмотрел на новое украшение кабинета, потом на меня, на Изю, сгребающего икру с тарелок в ведёрко для льда, на Лаврентия, растерянно протирающего пенсне, и сказал: