Это первая часть, не сильно мне интересная. Меня вдохновляет вторая, ножевой бой. И вот тут я кручусь и верчусь с огромным удовольствием.
После обеда — огневая подготовка. Я надёжно выбиваю больше сорока очков. И в последний день, в целом повторивший предыдущий, капитан Мун принимает у меня реальный зачёт. Со стрельбой десятью патронами. Я после пяти выстрелов делаю небольшую паузу, имитируя привычную серию из пяти выстрелов. Времени для этого достаточно. И затем выкладываю вторую серию. Восемьдесят два балла, в зачёт на «отлично» укладываюсь.
В последний вечер наших прогулок по спортплощадке ЧжуВон затевает какой-то непонятный разговор. Опасный для меня, внутри сразу напрягаюсь.
— Юна, а как ты ко мне относишься?
Сначала смотрю с огромным недоумением, потом спрашиваю:
— Какие-то девчачьи ты разговоры затеваешь. У меня вся семья женская, работаю в женской группе. Думала, хоть здесь отдохну, и вот тебе новость!
ЧжуВон, надо отдать должное, быстро справляется со смущением. Но оно мелькнуло, мелькнуло!
— Всё правильно. Мужчинам нужна определённость. Поэтому и спрашиваю. Вокруг нас пусть думают, что хотят, мне про себя знать надо.
А действительно, кто мы друг другу? Вся страна твердит, что пара, так поневоле поверишь. Долго над ответом не думаю, точно знаю, что мы не жених и невеста.
— Наверное, друзья. А что остальные думают, их дело. Нас по большому счёту не касается.
ЧжуВон с сомнением качает головой. Замолкает. А я взрываюсь:
— Чего ты от меня хочешь?! Я еще подросток, как ни удивительно. У меня месячный цикл установился только полгода назад! Я расту ещё! Тупо в росте прибавляю!
ЧжуВон трясёт головой, пытаясь осознать незнаемые до этой секунды факты.
— Ёксоль! Как это?
— Так это, — успокаиваюсь я, — Честно говоря, рост замедляется. За последние полгода выросла всего на пол-сантиметра. Биологически я только-только из детского возраста выхожу. Так что любви от меня может добиваться только грязный педофил.
Вопрошающе смотрю на него: «Ты — грязный педофил?». ЧжуВон морщится и замолкает. Пять минут переваривает, что я на него вывалил. Я не скучаю, делаю растяжку.
— Поэтому ты тогда меня в аптеку за прокладками гоняла? — это он тот случай вспоминает, когда мы морочили глупым девицам головы на «слепых свиданиях», — Я всё понять не мог, как это может быть для девушки неожиданностью.
— Вот так и может, — замечаю я, меняя ногу, — Ждёшь через месяц, а оно бац! И начинается через неделю. Стрессы часто такое провоцируют. А я тогда всё время в режиме стресса жила.
Не удержался от того, чтобы пнуть пацака. А нечего тут! Пацак хмурится и темнеет лицом. А я вздыхаю, изнутри поднимается протест. ЮнМи, опять она. Ей, видите ли, жалко его, …
— Да не в тебе дело. Ты так, сбоку. Меня тогда в семье прессовали. Да сам знаешь…
— Знаю, — светлеет лицом пацак. И сразу захотелось снова чем-то его прижучить.
ЧжуВон вспоминает кое-что ещё. Выходит, он тоже тот ролик смотрел?
— А что ты имела в виду, когда намекала СунОк, что твой дядя вообще ни в чём не виноват?
Ишь ты! Любопытно ему, чисто БоРамка…
— А сам не можешь догадаться? — перемещаюсь к лестнице, и стоя к ней спиной, медленно перебираю руками, опускаюсь на мостик. Встаю и повторяю.
ЧжуВон молча смотрит и терпеливо ждёт. Не может, не может сам догадаться, глупый пацак. Выпрямляюсь в очередной раз и говорю:
— Сопоставь два факта. Первый: моего дядю арестовывают и осуждают военные. Пограничники, спецслужбы, армия, не важно. Все они сидят под одной крышей. Так?
— Допустим.
— Факт второй. Несмотря на то, что мой дядя, получается, уголовник и чуть ли не предатель, меня вдруг включают в важную делегацию. Те же самые военные. Ну-ка помоги!
Я поворачиваюсь лицом к лестнице и делаю резкий мах ногой назад и вверх до самого… вам по уши будет. И прошу ЧжуВона дожать мне ногу так, чтобы я смог зацепить её за перекладину. Лицо ЧжуВона уже не такое ошарашенное, когда он первый раз это увидел, однако уважение просматривается.
— Если тебе эти два факта, когда военные одной рукой сажают в тюрьму моего родного дядю, а второй поднимают меня наверх, ничего не говорит, то тебе вообще бесполезно что-то объяснять.
Меняю ногу, ЧжуВон помогает уже без напоминаний.
— Да. Медаль вручили. Хотя медаль тебе давно присвоили…
— В своё время министерству культуры ничего не помешало отменить мне награду. Кажется, яшмовая медаль мне тогда причиталась. А когда узнали, что меня в краже обвиняли, моментально назад отыграли.
— Гражданские… — хмыкнул ЧжуВон. Ага, нравится мне этот снобизм армейских. Особенно трогательный, если вспомнить, что у нас днём с огнём не сыщешь чиновника, не служившего в армии.
— А что это за история с кражей?
Вот оно! Вот один из моментов, ради которых я и затеваю просмотр воспоминаний.
— Да так себе история. Какая-то сволочь мне кошелёк в рюкзак подбросила. Потом шум, гам, полиция, крики «Ах, ты воровка!»… суд в итоге меня оправдал.
— И кто подбросил?