Сегодня трудно представить, какие вокруг этого спектакля развернулись страсти. Юрий Любимов, хорошо зная красноречие Параджанова, привлек его к обсуждению, что имело роковые последствия.
Но давайте выслушаем одного из свидетелей событий тех дней известного режиссера и друга Параджанова Василия Катаняна. Он и его супруга Инна Гене наблюдали в Москве события, эхо которых докатилось позже до Ортачал…
«В октябре 1981 года Юрий Любимов разыскал наконец Сережу, который гостил у нас. Мы всячески его конспирировали, Инна делала все, чтобы не пускать его в Дом кино, где он приходил в возбуждение и городил небылицы на глазах у всех.
Любимов пригласил его на генеральную репетицию спектакля о Высоцком, который хотели запретить — и запретили.
Инна отговаривала Сережу, она была против того, чтобы он шел на этот прогон: „Ты нужен для шумихи, нужно твое имя, нужна скандальность“… Как в воду глядела.
После просмотра было обсуждение. Вся художественная элита Москвы очень одобряла спектакль, все руководство было против.
Сережа, которого я держал за полу пиджака, чтобы он не полез выступать, вдруг поднял руку… Его встретили дружными аплодисментами (так встретили только его). Велась стенограмма, которую потом послали куда не надо, и вот под эту-то стенограмму Сережа и произнес „крамолу“. Очень точно разобрав спектакль и толково кое-что посоветовав, он, конечно, не удержался:
„Юрий Петрович, я вижу, вы глотаете таблетки, не надо расстраиваться. Если вам придется покинуть театр, то вы проживете и так… Вот я столько лет не работаю, и ничего — не помираю. Папа Римский мне посылает бриллианты, я их продаю и на эти деньги живу“.
Никто не улыбнулся, все приняли это за чистую правду и проводили его аплодисментами.
— Сережа, побойся Бога, какие бриллианты посылал тебе папа Римский?
— А мог бы! — ответил он с упреком».
Спектакль тогда закрыли, письма общественности не помогли. Однако заметим, никого не наказали, кроме… Параджанова. Личная дружба с папой Римским, ни слухом, ни духом не ведающим об их доверительных отношениях, Параджанову дорого обошлась. Итак, как видим, начало вполне вписывается в пьесу абсурда.
А теперь приведем фрагменты из его выступления, бережно сохраненные КГБ, которое куда более внимательно относилось к его устному творчеству.
«— Пускай закрывают! Пускай мучают! Вы не представляете, как мне выгодно ничего не делать… Я получил бессмертие — меня содержит папа Римский. Он мне посылает алмазы, драгоценности. Я могу даже каждый день кушать икру. Я ничего не делаю. Это кому-то выгодно, чтобы я ничего не делал…»
За этим фантастическим трепом (высокий уровень аудитории, безусловно, вдохновлял) скрывается неутихающая боль от вынужденного многолетнего молчания.
Но это пламенное выступление переполнило чашу терпения власти, и в высоких кабинетах был дан сигнал к новой охоте.
Вслед за завязкой, достойной пера Ионеско, последовало продолжение в духе Кафки. Итак, «Ортачальская история»…
У Параджанова были две сестры: Рузанна и Аня. С Рузанной он всю жизнь дружил, а с Аней всю жизнь ссорился.
У Ани был муж — красавец Жора. И жили они также в доме на горе. Жора был не только красавец, но и лучший ньюсмейкер Тбилиси. Его парикмахерская будка располагалась у редакции газеты «Заря Востока», там же помещались редакции и других партийных и комсомольских газет. И все знали, что самые последние новости можно найти «У Жоры»… Его маленькая будка смело конкурировала и с ТАСС, и с РЕЙТЕР. Во всяком случае, все самые интересные «хабары», то есть новости, Тбилиси его корреспонденты в процессе бритья докладывали во всех подробностях. Свежий горячий «хабар» — лучшее городское лакомство…
У Ани и Жоры был сын с красивым и солидным армянским именем Гарегин, но все звали и сейчас зовут его Гарик. Гарик вырос и тоже стал кинорежиссером.
С Жорой Параджанов в отличие от Ани никогда не ссорился и уважал его. И когда тот скоропостижно скончался, сам гримировал его в последний путь, чтобы все запомнили его таким же красивым, и даже засунул что-то покойному в брюки, чтобы подчеркнуть его большие мужские достоинства. Но давайте предоставим слово непосредственному участнику этих событий — Гарегину Параджанову.
«Папа лежал в гробу, а Сергей ходил вокруг него сетуя: „Жора очень худой. Нельзя… Неприлично. Завтра будет панихида, а Жора плохо выглядит“. Господи, прости меня, но это было так. У нас недалеко от дома была мусорная свалка, и кто-то выбросил туда ветхий диван. Параджанов выпотрошил этот диван, набрал поролона и стал запихивать его под выходной костюм моего отца, чтобы тот „лучше выглядел“. Потом загримировал его. И на панихиде всем говорил: „Посмотрите, Жора похож на императора Фердинанда“. Он сделал ему грим Фердинанда: нарумянил щеки, закрутил усы. А мою маму заставил на панихиде сесть на подушку из персидского ковра, надел на нее шубу, на голову положил маленькую черную подушку, а сверху гранат».
Все это не кадры из фильма Феллини, а подлинные сюжеты из жизни Параджанова в доме на горе, и свидетелей этому множество.