Парадоксы Младшего Патриарха

Мои пальцы бездумно дергали косые пряди волос над висками. Сколько лет мастер Дайр отучал меня от этой дурной привычки – а вот не отучил, оказывается.

– Я понял, – сорванным голосом повторил я. – И ты сейчас тоже все поймешь. Это очень просто на самом деле. Тут ведь главное – вовремя ошибиться… а дальше все понятно становится.

Я на мгновение прикрыл глаза. Как я смогу объяснить, передать Тейну то понимание, которое он же мне и подарил?

– Помнишь «Предание о ступивших на порог»? Помнишь? – воззвал я. – Мы ведь его наизусть заучивали. Основа основ тактики… помнишь? Позиции делятся на одновходные и многовходные, одновыходные и многовыходные…

– А также инициативно… – подхватил Тейн.

– Черт с ней, с инициативой, – отмахнулся я. – Не о ней речь. Ты обратил внимание, что все позиции «Ветреного полдня» многовходные и многовыходные? Их можно тасовать как угодно… почти как угодно. Из любой позиции переходить в любую. Не в единственно возможную, а в любую! Заметил?

– Заметил, – поразмыслив, кивнул Тейн. – Но вот эта связка из третьей части…

– А потому, что из третьей. – Я запрокинул голову. Понимание выгибало мое тело восторгом, мучительным, как любовь. – Там, на своем месте, из нее три выхода… или даже четыре. И каждый – в веерную позицию, в многовыходную. А здесь, после переката, выход из нее один – мордой в песок! Перекрываются выходы, понимаешь? Делай, что хочешь, как душе угодно… закон один: не перекрывай входы и выходы… а перекрестки можно и удваивать, если получится.

– Понимаю, – прошептал Тейн.

– А тогда – начали! – крикнул я – и прямо как сидел, не подымаясь, кувырнулся через плечо и вскочил «бешеным кузнечиком».

Я по-прежнему не знал, сколько граней у самоцвета… но я держал его в руках! Я поворачивал его то так, то этак, и радуги послушно выплескивались навстречу полуденному солнцу. Теперь все обрело смысл и ничто не казалось странным. Я плясал, как ветер, как лист на ветру, как тень листа – то огромная, распростертая вширь, то крохотная и узкая, как ресница. Ветер нес меня сам, и мне легко было плясать с тенями наперегонки… еще бы эта связка из третьей части не вывалилась набок! Ведь третья часть – это «ветер, прижимающий к утесу»… ветер, прижимающий скалолаза к каменной стене, чтобы он не свалился в пропасть… а на открытом месте, среди листьев и их теней, от такого ураганного дуновения только и остается, что рухнуть оземь… нет, в первой части другой ветер, совсем другой.

А потом в мой ветер пришел еще один листок – Тейн Рамиллу… и ветер кружил нас обоих. Мы проделали всю первую часть четырежды, на разные лады – но каждый раз это был «Ветреный полдень», вне всяких сомнений. Всю первую часть… с остальным каноном нам еще придется разбираться… да… но это после, после… а сейчас мы, изнемогшие, счастливые до крика, завершили свою пляску и поклонились полуденному ветру.

Глаза Тейна сияли нездешним восторгом, словно душа его все еще покачивалась на крыльях ветра. Он все еще летел туда, в запредельное счастье абсолютного понимания… туда, где все ясно с несомненностью… где эта ясность не лжет – и оттого и сам ты не можешь солгать… туда, где я ждал его – и одним взмахом рассек его полет.

Я схватил Тейна за шиворот – совсем как он давеча схватил Илайха – и рванул на себя.

– Теперь ты понял, что случилось вчера? – выдохнул я.

Тенй посмотрел мне в глаза. Посмотрел прямо, в упор.

– Да, учитель, – тихо и твердо произнес он. – Вчера я убил человека.

И опустил взгляд.

– Не надо опускать глаза, – ответил я, разжимая хватку. – Передо мной – не надо. Я ведь тоже убил человека. Помнишь?

Тейн еле заметно кивнул.

– Нам с тобой посчастливилось. Хвала Богам – те, кого мы убили, живы. Но в другой раз так может и не повезти. Понимаешь?

– Да, учитель, – все так же тихо и твердо промолвил Тейн. Мы все еще были там, в запредельной ясности, там, где не лгут… мы были вместе, и я видел, я знал, что Тейн не лжет. Он действительно понял… и того, что понял, не забудет никогда.

– Хорошо, – откликнулся я. – Иди. Завтра в это же время продолжим.

Тейн отдал мне глубокий поклон и удалился, слегка пошатываясь время от времени, словно от внезапности понимания у него кружилась голова. Хотя почему – «словно»? Может, и кружилась. У меня же кружилась…

И почему наше мастерство называют искусством пустой руки? Ведь в руке этой то меч, то кастет… а то и что похуже. Но даже если и без оружия обходиться… нет ничего страшней пустой руки, если к ней прилагается пустая голова и пустое сердце. Я в этом уже убедился… а теперь и Тейн усвоил ту же нехитрую истину. Жаль только, что чужой опыт никогда никого ничему не учит – а значит, просто рассказывать о том, что мы с Тейном пережили, бесполезно.

Рассказывать… тьфу ты, проваль! Мне ж еще байки сегодня подслушивать – а я стою здесь, как дурак. А быть мне сейчас полагается на яблоне возле окна. Опять на яблоне. И опять без ужина. Ну, если младший ученик Дайр Тоари опять заговорится за полночь!..