— На карту поставлена не только жизнь матери Артемиса, — сказала она.
Жеребкинс выключил телевизор, чтобы человек не смог его услышать.
— Я знаю. В случае повторной вспышки болезни волшебному народцу грозят большие несчастья. У нас нет противоядия.
— Надо допросить Опал Кобой. Где-то должны были сохраниться ее записи.
— Опал всегда хранила наиболее ценные формулы в голове. Думаю, лесной пожар застал ее врасплох — один коварный удар лишил ее всех доноров.
Компания «Кобой индастриз» разработала специальный ультразвуковой манок и установила его в заповеднике Тсинги де Бемараха на Мадагаскаре, чтобы приманить лемуров. Практически все лемуры на острове откликнулись на зов — и погибли в пожаре, возникшем из-за удара молнии. К счастью, почти все зараженные уже прошли курс лечения, но пятнадцать подземных жителей все-таки умерли в изоляторах.
Артемис остановился и громко откашлялся. Он был готов поделиться своим планом и хотел, чтобы друзья ни на что не отвлекались.
— Наша проблема решается сравнительно просто, — сказал он.
Жеребкинс снова включил телевизор, и на плоском экране появилось его лицо.
—
— Перестань, Жеребкинс. Не прикидывайся бестолочью. Болезнь подземных жителей мутировала и стала распространяться среди людей. У вас нет противоядия, так же как и времени на его разработку. Кто знает, сколько человек уже заразилось чаротропией.
«Включая меня самого, — мысленно добавил Артемис. — Я почти наверняка заразился, когда пытался исцелить мать».
— Мы установим для поместья карантинный режим, — сказал Жеребкинс. — Распространение вируса можно предотвратить, если никто не попытается лечить твою мать с помощью магии.
— Я сильно сомневаюсь в том, что моя мать — первая, кого поразил этот недуг. Трудно поверить в подобное совпадение. Уверен, есть и другие больные, и кто знает, до какой стадии развилась болезнь у них.
Жеребкинс хмыкнул — так он выражал свое согласие с чужим мнением.
— Скажи мне, Артемис, в чем заключается твое «сравнительно простое решение»?
— Я вернусь в прошлое и спасу лемура, — ответил Артемис с лучезарной улыбкой, словно предложил искупнуться в жаркий летний денек.
Молчание. Несколько минут стояла полная тишина, прерванная в итоге сдавленным ржанием Жеребкинса:
— Вернешься…
— В прошлое, — закончила за него Элфи полным сомнений тоном.
Артемис расположился в удобном кресле, сплел пальцы и кивнул.
— Готов выслушать возражения. Приступайте.
— Откуда такая самоуверенность? — спросила Элфи. — После всех трагедий, свидетелями которых мы стали, после разрушений, причиной которых послужили твои планы…
— Это решимость, а не самоуверенность, — поправил ее Артемис. — На осмотрительность нет времени. Матери осталось жить всего несколько часов, и волшебному народцу — не больше.
Жеребкинс наконец захлопнул разинутый от изумления рот.
— Ты хоть представляешь, сколько заседаний конституционного комитета мы должны провести, чтобы только вынести этот вопрос на рассмотрение Совета?
Артемис небрежно махнул рукой.
— Не имеет значения. Я изучил Конституцию волшебного народца. В ней не упомянуты ни люди, ни демоны. Если Номер Первый решит мне помочь, вы не сможете на законных основаниях помешать ему.
В спор вступила Элфи.
— Артемис, это безумие. Путешествия во времени признали незаконными не просто так. Возможные последствия даже незначительного вмешательства могут оказаться катастрофическими.
Артемис грустно улыбнулся.
— Да, конечно, знаменитый парадокс времени. Если я вернусь в прошлое и убью собственного дедушку, то перестану существовать? Лично я согласен с мнением Горбена и Берндта, а эти господа полагают, что последствия уже наступили. Мы можем изменить только будущее, но не прошлое или настоящее. Если я вернусь, значит, я уже возвращался.
Элфи было очень жаль Артемиса — болезнь Ангелины пробудила мучительные воспоминания о последних днях ее собственной матери.
— Артемис, мы не имеем права вмешиваться, — мягко произнесла она. — Люди должны жить так, как им предписано судьбой.
Артемис понимал, что должен встать и произнести пафосную речь, доказать свою правоту, но не мог. Он собирался самым наглым образом обмануть своего ближайшего друга, и чувство вины давило почти невыносимо.
— Ты уже вмешалась, Элфи. — Он посмотрел ей прямо в глаза.
Элфи вздрогнула, услышав его слова, и подняла забрало.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты вылечила мою мать, вылечила и погубила.
Элфи машинально отпрянула и подняла руку, словно защищаясь от ударов.
— Я? О чем ты говоришь?
Артемис, продолжая лгать, попытался заглушить чувство вины вспышкой ярости.
— Ты вылечила мою мать после осады. Это ты заразила ее чаротропией!
— Это невозможно, — вступился за эльфийку кентавр. — С момента того исцеления прошло несколько лет. Инкубационный период чаротропии длится всего три месяца и может колебаться только в пределах нескольких дней.
— Прежде болезнь не распространялась среди людей, — возразил Артемис. — Это новый штамм. Вы даже не представляете, с чем имеете дело.