Парадокс великого Пта

— Нет. Это, если хотите, отрицание принятых на вооружение взглядов на эволюцию как на непрерывный, поступательный процесс. Помните, я говорил о катаклизмах. Сейчас доказано, что Земля за миллиарды лет существования перенесла их немало. Так не было ли в промежутках между катаклизмами чего-то такого, что сохранилось только в нашей наследственной памяти? Почему обезьяна за свои обезьяньи признаки цепляется всеми четырьмя лапами? В ее наследственном коде четко записано, что она обезьяна, а не крокодил. Другое дело, если этот код изменить насильственно. Но этого вопроса я пока не касаюсь. Выскажу вам только свою самую “крамольную” мысль. Я, видите ли, полагаю, что человек появился на Земле гораздо раньше, чем принято думать. Возможно, даже раньше самой обезьяны.

— Значит, все с ног на голову?

— Почему? Я не отрицаю ту частную закономерность развития, о которой упоминал в начале разговора. Миллионы лет эволюция человека, вероятно, и происходила так, как об этом свидетельствуют данные палеонтологии. Меня только занимает вопрос: откуда у питекантропа, стоящего согласно узаконенной теории чуть не на одной ступеньке с обезьяной, откуда у него вдруг взялось столь ярко выраженное стремление к созидательному труду? И почему у обезьяны такого стремления не наблюдается до сих пор? Объяснения, которыми пользуются на этот счет составители школьных учебников, меня лично не удовлетворяют. Ибо основные аргументы всех гипотез зиждутся на случайностях. Случайно так сложились условия, случайно предок человека стал пользоваться орудиями труда, случайно открыл огонь… За пчелой и муравьем подобных случайностей не наблюдается. Ими руководит инстинкт, наследственная память. А что это такое, наследственная память? Существо ее нам непонятно, хотя до механизма мы почти добрались. Теория эволюции ответа нам не припасла. Почему? Скорее всего потому, что она неполна. Нужны новые факты.

— Где же их искать?

— Да в самой наследственной памяти. Когда я задумывал памятрон, то именно эту задачу и ставил. Но получилось, как вы убедились, нечто не поддающееся разумению. Совершенно неожиданное.

— Подождите. А что вы ожидали от памятрона?

— Мы искали режим, при котором прибор перестал бы расплавлять клетки крыс. Затем, возможно, мы попытались бы осторожно подобраться к наследственной памяти животных. Случай с Машей опрокинул все. Приходится предполагать, что создаваемое прибором поле взаимодействует с человеческим мозгом. Продукт этого взаимодействия — фантомы, которые видела Маша.

— Но вы ведь повторяли опыт.

— Да. И ничего. Выходит, что поле действует избирательно. На разных людей по-разному. Может, это простое совпадение, но…

— Что?

— Да как вам сказать. Это смешно, но я заметил, что два раза поле действовало на рыжих.

— На рыжих? — хмыкнул руководитель проекта.

— Точнее, на людей, у которых хотя бы в роду были рыжие. Потому что Бухвостова рыжим не назовешь.

— Ну что ж? Теперь поработаем вместе. Кривоколенов откомандировывает к вам целую группу. Физики и лирики, так сказать.

— Он в рыжую цыганку не верит, — усмехнулся Лагутин.

— А вы?

— Хотел бы, — сказал Лагутин. — Но ведь это еще надо доказать.

И оба засмеялись.

Глава 6 ЗАГАДКИ ОСТАЮТСЯ

Диомидов смотрел на Мухортова. Старый аптекарь сидел перед ним и витиевато рассказывал о Беклемишеве. Полковник смотрел на него, а думал о другом. Наконец он сказал:

— Печально. — И потер подбородок. Торопясь на самолет, он забыл бритву и теперь досадовал, что придется идти в парикмахерскую. Он не любил бриться в парикмахерских и терпеть не мог запаха одеколона. — Печально, — повторил он. — Мне казалось, что вы знаете больше.

Мухортов уныло пощипал бородку и развел руками.

— Сергей Сергеевич был скрытным человеком, — сказал он. — Его очень тяготило непризнание. И потом эта несчастная любовь.

— К нему никто никогда не приезжал? На вашей памяти?

— Нет. Только Анна Павловна. И я никогда не видел, чтобы он кому-нибудь писал, кроме нее. Я уже говорил об этом. Еще тогда.

— Помню, — сказал Диомидов. Он подумал, что пора, пожалуй, кончать разговор. Надежда, что Мухортов вспомнит что-нибудь новое о Беклемишеве и его связях, не оправдалась. Ниточка, потянувшаяся было в Сосенск, обрывалась в самом начале. Напрасно Диомидов торопился сюда, напрасно изводил аптекаря вопросами, на которые тот не мог ответить.