Парадокс великого Пта

— Что-то в этом роде я ожидал увидеть, — сказал он. — Помните, вы говорили о свете над домом в ночь убийства, который будто бы померещился одной старушке. Примерно такую же картинку довелось и мне увидеть. Остальное не так уж трудно… Потому что… Впрочем, об этом потом… На досуге… Хорошо?

И, не ожидая согласия, перевел разговор в другую плоскость.

— Осмотрите замок, капитан, — сказал он.

— Так он же вскрыт! — воскликнул Семушкин, повертев замок в руках. Он моментально вспомнил болтовню Дарьи про Бухвостова, который шлялся в ночь убийства (теперь Семушкин уже был уверен, что произошло убийство) около дома Беклемишева. Вспомнил и, как говорят, не отходя от кассы, выложил Диомидову всю Дарьину информацию.

— Он убил, — твердо сказал Семушкин. — Это такой жлоб. Репрессировался, — добавил он для пущей убедительности.

Диомидов задумчиво-внимательно поглядел на раскрасневшегося Семушкина и ничего не сказал.

Но к Бухвостову он и Ромашов пошли в тот же день.

Глава 8 РУКА БУХВОСТОВА

В дверь постучали. Ромашов проснулся, вдел ноги в шлепанцы и откинул защелку. На пороге, задумчиво пощипывая козлиную бородку, стоял Мухортов. Увидев чемодан возле кровати, старик застеснялся и стал извиняться за столь ранний визит.

— Пустое, — сказал Ромашов, взглянув на часы. — Досплю в самолете. И раз уж так вышло, давайте выпьем чаю.

Он поставил чайник на плитку, умылся и, присев к столу, заговорил:

— Хорошо быть холостым, верно? Жены не любят, когда к их любимым мужьям спозаранку приходят гости. Жены по утрам хлопочут у керосинок “Везувий”, которые не хотят разгораться. Жены злятся и проклинают Посылторг, который обманул их вулканические ожидания.

При этих словах Ромашов ловко кинул на колени Мухортову рекламный плакатик.

— Взгляните. Занятная вещь. Латынь оживает в проспектах Посылторга. Швейная игла “Veritas”. Бедный Цицерон. Он и не подозревал, что истина — в швейной игле. Кто бы мог подумать, как любит выражаться наша общая знакомая Анна Павловна. — И резко оборвал шутку. — Я вас слушаю.

— Я хотел… — сказал Мухортов, оглядываясь. — Я хотел поговорить с товарищем полковником.

— Он уехал, — сказал Ромашов. — Еще вчера.

— Вот как, — растерянно пробормотал Мухортов. — А я думал… Мне казалось, что после вчерашней беседы… Он интересовался рыбалкой, ну и… этим писателем… Ридашевым. Я вчера ничего не мог сказать… А ночью… Словом, ночью я все вспомнил… И вот… Как жаль…

— А почему, собственно, жаль? — поинтересовался Ромашов, намазывая маслом булку. — Я лечу в Москву. Могу передать. Так сказать, с оказией.

— Простите, — сказал аптекарь. — Я волновался… И мне как-то не приходило в голову… А это очень важно. Такая, знаете ли, психологическая деталь…

Он замолчал, в задумчивости теребя бородку. Ромашов отхлебнул из стакана и поднял глаза на аптекаря, ожидая продолжения. О какой еще психологической детали говорит старик? В этом странном деле и так хоть отбавляй деталей. Началось с того, что в саду они все-таки обнаружили следы. Следы эти, как выяснилось, не принадлежали ни Бухвостову, ни Мухортову, ни вообще кому бы то ни было из жителей городка, потому что таких ботинок никто в городке не носил. Капитан Семушкин клятвенно заверил в этом Диомидова. А потом они пошли к Бухвостову…

Бухвостов стоял во дворе с топором в руке. Хмуро оглядев посетителей черными цыганскими глазами, он неохотно повел их к крыльцу. Ромашов подумал, что старик для своих лет выглядит довольно бодро. Отметил легкую, пружинистую походку, отсутствие морщин на круглом, красном, как спелый помидор, лице.

В доме старик оставил гостей в просторной пустоватой комнате, где, кроме иконы на стене, некрашеного стола, двух кроватей и двух табуреток, не было ничего, и, держа почему-то левую руку в кармане брюк, правой сделал жест, означающий, что пришедшие могут присесть. Сам тут же ушел в другую комнату.

— Любопытный экземпляр, — вполголоса сказал Диомидов. — Вы обратили внимание на его лицо? Он чем-то очень озабочен. И не пытается этого скрыть.

— Не могу сообразить, — признался Ромашов, — о чем мы с ним будем говорить?

— А так, — неопределенно заметил Диомидов, разглядывая обстановку квартиры, — ни о чем. Поглядим. Про погоду спросим. Про жизнь…

В глубине дома громко хлопнула дверь, послышались торопливые шаги, и на пороге появился Бухвостов. На указательном пальце его левой руки белела аккуратная повязка. Остановившись посреди комнаты и сохраняя все то же хмурое выражение на лице, хозяин спросил:

— Чи я вор, что вы ко мне пожаловали?

— Да нет, — спокойно произнес Диомидов. — Просто нам сказали, что вы хорошо знали Беклемишева. Вот мы и зашли побеседовать…

— Это какого? Самоубивца-то? — спросил Бухвостов. — Нет, не знал я его. Наврали вам. Меблю я ему чинил намедни. Это верно. Обходительный был мужик, ласковый, тихий. А знаться со мной ему не пристало. Чего ему со мной знаться?..

— Так, — протянул Диомидов, изобразив на лице разочарование. — А палец вы поранили, когда мебель ремонтировали?