Парадокс Великого Пта

— Вероятнее всего, они деградировали из поколения в поколение. Оторванные от привычной жизни, от комфорта, от всего того, что их окружало, они постепенно опускались, пока не встали на один уровень с нашими предками — питекантропами или неандертальцами.

— И это высокоразвитая цивилизация?

— Не забывайте, что они это делали сознательно. Они шли на это, как на подвиг. Я имею в виду первое поколение. Второе, третье или десятое уже не в счет.

— Ваше резюме? — спросил академик.

— Доказать свои предположения опытом.

— Памятрон?

— Вот именно. Другого средства нет и в ближайшее время не предвидится.

После этого разговора Лагутин сделал доклад на ученом совете. Мнения разделились. Никакого конкретного решения принято не было. И так, наверное, продолжалось бы долго, если бы в дело не вмешался случай. Пока шли дебаты и ломались копья вокруг наследственной памяти, Лагутин занимался Бухвостовым. Старик съездил в Сосенск, привел в порядок хозяйство и вновь вернулся в Москву. Теперь он ежедневно приходил в институт. Лагутин дотошно выспрашивал старика и тщательно записывал рассказы о всех видениях, которые того посещали.

— Я думаю, — сказал он Маше, — что родословная Бухвостова непосредственно восходит к адаптированным кошколюдям. Таких экземпляров на земном шаре, вероятно, немного.

— Потомок дикого ангела, — усмехнулась Маша.

— Вполне возможно. Помнишь записную книжку Хенгенау? У него была помощница — Луиза. Она тоже, по-видимому, прямой потомок. Потому и «поле памяти» на нее действовало сильнее. Хенгенау называл его «полем смерти». А оно скорей — «поле жизни».

— А я, — спросила Маша смеясь, — какой потомок?

— Все мы в той или иной степени потомки. Только у одних чувство «поля памяти» сильнее, а у других ослаблено.

В этот день Бухвостов пришел, как обычно, к трем. Маша вынула из ящика стола блокнот. Лагутин уселся напротив старика.

— Итак, Петр Иванович, — начал он и осекся на полуслове. Бухвостов ойкнул, дернулся и завопил:

— Дьявол! Господи, прости меня! Опять дьявола вижу!

Лагутин бросился было к нему, но Маша дернула его за рукав и, бледнея, прошептала:

— Я тоже его вижу.

— Кого? — крикнул Лагутин.

— Не знаю. Может, и дьявола в самом деле.

Лагутин посмотрел в угол комнаты, но не увидел ничего. Мгновенно вспомнил: сегодня физики из ведомства Кривоколенова собирались что-то делать с памятроном. А их бывшая лаборатория рядом, и поле доходит до этой комнаты.

— Ты хорошо его видишь? — спросил он Машу.

Она кивнула. Бухвостов же, словно сорванный неведомой силой со стула, вихрем вылетел за дверь, и крик его замер где-то в коридоре.

— Давай, — хрипло пробормотал Лагутин.

— Что? — шепотом спросила Маша.

— Рассказывай, что видишь.

Маша оправилась от испуга. В ней заговорил исследователь.

— Это кошкочеловек, — сказала она. — Он стоит перед окном… Нет, это не окно… Экран, может быть… Такая светлая полоса, и на ней какое-то движение. Он входит в экран… Ой!.. Ты знаешь, я, кажется, понимаю, что это такое… Средство сообщения… Он едет… Ой!.. Мне что-то мешает. Будто сразу несколько кино смотрю. Все путается, изображения наслаиваются одно на другое… Все… Больше ничего нет…

— Выключили, черти, — досадливо поморщился Лагутин. — Ну, теперь-то мы их проймем… Отработаем режим. И увидим…

И они увидели… Многое из того, что спрятано от глаз человеческих за толщей миллионов лет…