Парадокс великого Пта

Первую ночь мы провели на месте. Мне эта ночь была нужна для того, чтобы определить направление дальнейшего пути. Да, я помнил расположение звезд в ту, давнюю ночь. Сделав поправки на время года, мы сориентировались и утром двинулись туда, куда, как я предполагал, ушли танки с обезьянами. Простите, господин Диомидов. Я все время пытаюсь избежать длиннот, но у меня это плохо получается. Еще немного, и я перейду к сути дела. Вы поймете меня, когда узнаете о тех странных вещах, с которыми нам пришлось столкнуться. Многое из того, что мы увидели, пока не поддается объяснению. И я опасаюсь, что человечество долго еще будет находиться в неведении относительно целого ряда фактов. Так думаю не только я, но и мои друзья, один из которых физик, а другой – археолог».

– Когда же он к делу перейдет? – поинтересовалась Маша.

– Подожди, – махнул рукой Лагутин. – Вот оно.

«Я еще не сказал Вам, что мы сбились с пути. Незначительная ошибка в расчетах отклонила нас на несколько десятков миль в сторону. Мы поняли это, когда увидели пирамиду в лесу. Мой друг, археолог Иоганн Крейцер, утверждает, что эта находка выходит из ряда вон, что ее значение трудно переоценить и что она, несомненно, прольет новый свет на установившиеся взгляды относительно происхождения индейцев Латинской Америки. Он так заинтересовался горельефами на стенах у входа в храм и статуей бога в верхнем зале, что не хотел уходить до тех пор, пока не сфотографирует и не опишет все увиденное. Мы оставили его и занялись осмотром внутренних помещений.

В одной из отдаленных комнат (я употребляю это слово, хотя правильнее было бы назвать помещение склепом), так вот в одной из отдаленных комнат мы нашли следы недавнего пребывания человека. Постелью ему, вероятно, служила легкая надувная лодка. В ней лежал портативный радиоприемник, слегка прикрытый одеялом. В углу комнаты-склепа были аккуратно сложены пакеты и банки с продуктами. Снаружи у входа валялись канистра из-под воды и разорванная пополам записная книжка».

– Знаешь что, – сказал Лагутин. – Я, пожалуй, пропущу еще несколько страниц. Эта обстоятельность может свести с ума. Диомидов говорил мне, что в письме есть вещи, которые должны нас заинтересовать, но пока я что-то их не вижу.

– Самое интересное должно быть в конце, – сказала Маша.

– Да, да. «Конечно, первой нашей мыслью было проверить»… Не то… Не то… «Мы занялись детальным осмотром помещения». Так… «Что удалось при этом обнаружить, я Вам уже написал». Да, длинно умеют писать люди… Ага, вот, кажется, что-то интересное…

«Конечно, мы обратились к записной книжке. Мы считали, что она поможет если не разгадать тайну, то хотя бы подыскать ключ к ней.

Это была добротная коричневая кожаная записная книжка. Чтобы разорвать ее на две части, требовалась, вероятно, немалая сила. Потому что линия разрыва шла поперек книжки. Попробуйте проделать подобный опыт, и Вы убедитесь в том, что нормальному человеку сделать это не удастся.

Установить имя владельца книжки не составляло труда. «Людвиг Хенгенау» – эти слова были вытеснены на обложке. А характер записей позволял сделать вывод, что они предназначались только для хозяина, который, по всей видимости, никогда не предполагал, что они могут стать известны кому-либо, кроме него.

Когда я поднимал обрывки книжки с пола, из кармашка на обложке выпала часть фотографии. Вторая часть нашлась в другом куске. Да, это был он – тот самый профессор-эсэсовец. Я не мог забыть его лица, как не забыл лица сопровождавшего его Бергсона. Такое не забывается.

Но я не буду отвлекаться, а перейду непосредственно к записям. Они очень отрывочны, бессистемны и на первый взгляд лишены логической последовательности. Хенгенау, видимо, записывал мысли, приходившие ему в голову во время работы. Даты отсутствуют. В то же время складывается впечатление, что в этих записях есть некая путеводная нить, центральная, стержневая мысль. Впрочем, судите сами. Я воспроизвожу то, что мы прочитали».

***

– Наконец-то, – сказала Маша.

– Да, – Лагутин перевернул страницу. – Это, кажется, то самое.

«Сегодня Луиза в припадке какой-то бешеной откровенности призналась мне, что она не арийка. Она вообразила, что сообщает мне новость. А я знал это, еще когда нанимал ее в помощницы. Луиза – хороший врач. И она мне нужна. Разве имеет значение то обстоятельство, что в ее жилах есть капли цыганской крови?.. «Доноси», – сказала она. Я пожал плечами. «Ты могла бы этого не говорить», – сказал я ей. «Ненавижу», – заявила она. «Кого?» – равнодушно спросил я. «Тебя», – сказала она. Как глупо! Мы уже давно охладели друг к другу, я знаю, что она любит Гюнтера, и не мешаю им. Работа! Только работа нужна мне! Луиза же ведет себя как последняя идиотка…»