Парадокс Вазалиса

Просунув руку в зазор, он сумел дотянуться до стопки карточек, но при этом слегка оцарапал запястье об угол шкафа. Он коротко выругался, вытер выступившие капли крови и, вернувшись к столу, приступил к просмотру заявок.

Фарг поморщился, увидев на одной из них имя Альбера Када. Заявка была подана в десять двадцать. Взволнованный, он некоторое время смотрел на листок, испещренный немного дрожащим почерком старого профессора. Судя по всему, посещение Центра исследований стало одним из последних в его жизни поступков. Фарг даже ощутил некую гордость по этому поводу.

Название заказанного Када произведения привлекло его внимание. Речь шла о первом издании «Theatrum Orbis Terrarum» ^[5]фламандского географа Абрахама Ортелия, которое вышло в свет в Антверпене в 1573 году и считалось первым атласом в истории. Насколько Фаргу было известно, география отнюдь не входила в область интересов Альбера Када. Как человек добросовестный, он открыл металлический ящичек, в котором хранились заявки, исходящие от преподавателей, и сразу же перешел к литере «К».

За последние пять лет Альбер Када запрашивал сорок три различных произведения. Самое позднее из них датировалось четырнадцатым веком, к тому же все они имели отношение либо к философии, либо к теологии. География профессора нисколечко не интересовала. Впрочем, Жозеф Фарг и сам помнил, что Када в его присутствии всегда заказывал лишь те книги, которые касались истории средневековой мысли. В этом отношении — сей факт ни для кого не был секретом — профессор отличался завидным постоянством. Что же послужило причиной столь внезапного интереса к «Theatrum Orbis Terrarum» и картографическому отображению мира?

Желая избавиться от всяческих сомнений, Фарг переписал на листок указанный в карточке библиотечный шифр и направился в хранилище. Правом доступа в помещение, где покоились самые ценные книги, был наделен лишь персонал Центра. Отперев дверь, Фарг прошел в глубь комнаты и быстро нашел нужный стеллаж.

Он несколько раз пробежал глазами по полкам и проверил соседние стеллажи, но все же вынужден был признать очевидное: «Theatrum Orbis Terrarum» там, где он должен был находиться, не оказалось, а это, вне всякого сомнения, могло означать лишь одно — книгу украли.

Тщательно упорядоченный мир Жозефа Фарга разбился вдребезги. Анархия возвращалась, и он был не в состоянии что-либо ей противопоставить.

4

Водитель Штерна прибыл за рулем огромного черного «мерседеса». Выйдя из машины, он приветствовал Валентину легким кивком и с безучастным видом, не произнеся ни слова, открыл перед ней заднюю дверцу лимузина.

В излишне приталенном для его чрезмерно перекаченных грудных мышц костюме, он производил впечатление человека, абсолютно уверенного в себе и в своей способности производить на окружающих устрашающее впечатление. Полная противоположность Штерну. Если последний наводил на мысль об одном из стальных пауков Луизы Буржуа ^[6], гораздо более устойчивых, чем можно было предположить по их тонюсеньким длинным ножкам, то его водитель выглядел так, словно был вылеплен твердыми и крепкими руками Родена. Его массивное рельефное тело с трудом поместилось позади обтянутого кожей руля.

Валентина так и не успела вдоволь насладиться мягкими наклонными сиденьями и множеством прочих опций роскошного авто. Несмотря на размеры «мерседес» двигался в потоке машин легко и уверенно. Водитель за несколько секунд преодолел то расстояние, что отделяло их от Елисейских Полей, миновал сиявший свежеотреставрированными витражами Гран-Пале, после чего пересек Сену по мосту Александра III и повернул в направлении Латинского квартала.

Не прошло и десяти минут, как лимузин въехал во двор семейного особняка Штернов, располагавшегося по адресу: улица Сен-Пер, дом 12, на границе седьмого административного округа, и остановился у подножия монументальной лестницы, которая вела к главному строению комплекса.

Построенный в начале девятнадцатого века дом был окружен кирпичной стеной, достаточно высокой, чтобы защитить его обитателей от назойливых взглядов. При закрытых воротах с улицы можно было разглядеть лишь сероватый шифер крыш и на заднем плане макушки росших в саду деревьев. Было не сложно догадаться, почему почти ста годами ранее Габриэль Штерн сделал его своей резиденцией: все в этом суровом здании, не обладавшем ни особым стилем, ни шармом, дышало ревностно хранимой тайной.

Вопрос заключался лишь в том, с какой именно целью возводилась эта крепость — для защиты сокровищ, накопленных тремя поколениями ценителей искусства, или же, напротив, ради возбуждения любопытства прохожих.

В конце концов, Штерны были торговцами. Загадка поддерживала миф, который, в свою очередь, способствовал продвижению торговли. Они стали богатыми потому, что умели отличить шедевр от обычной мазни, но в то же время и потому, что были наделены, все трое, врожденным чувством того, что тогда еще не называлось маркетингом. Их особняк был таким же двигателем торговли, как и интуиция Габриэля, неустрашимость Жакоба или острый глаз Элиаса.