Это поразительный вывод: играя критически значимую роль в реакции страха и распознавании угроз, миндалевидное тело тем не менее не является первоисточником эмоции страха. Джозеф Леду первым обнаружил его роль в «переживании» страха[31], но, по данным таких исследователей, как Яак Панксепп и Люси Бивенс[32], он недооценил значение среднего мозга в этом переживании. Действие этого, более глубокого источника страха подтверждается не только экспериментом с СО2, но и «операциями на бодрствующем мозге», во время которых хирург подвергает средний мозг электростимуляции и пациент на физиологическом и когнитивном уровне испытывает страх.
Это позволяет сделать два важных вывода. Первый: тот факт, что активация страха происходит глубоко в головном мозге, отчасти объясняет, почему страх представляет для нас столь серьезную проблему. Мы буквально имеем меньший нервный доступ к зонам мозга, генерирующим страх. Глубинные центры страха были на связи с нами задолго до того, как мы эволюционировали в
Второй важный вывод, который мы можем извлечь из последнего эксперимента с С. М., заключается в том, что
Я не отношусь к людям, легко цитирующим поэзию или прозу, но несколько фраз из романа «Информация» Мартина Эмиса мне запомнились. Рассказчик описывает, как главное действующее лицо, Ричард, встает утром с постели. Вскоре нам предстоит узнать об эмоциональном неблагополучии Ричарда.
Вот описание его пробуждения в тот день: «Как обычно, он проснулся в шесть. Ему не нужен был будильник, звучащий как сигнал тревоги. Он и так был глубоко встревожен»[33].
Однажды утром я вспомнил эти фразы – и задумался почему. Над чем работает мой ум? Есть ли здесь откровение для меня – или лишь для моей книги? Помню, как я впервые прочел эти слова, мимоходом усмехнувшись их точности, – отличный вышел бы вопрос для кроссворда. Что-то, однако, было в них, помимо авторского мастерства. Что-то важное о различии состояний «быть встревоженным» и «бояться».
Бояться – это нечто большее, чем испытывать эмоцию страха. В свою очередь, страх может делать с нами очень многое. Он может заставить нас сосредоточиться, сохранять неподвижность, опрометью бежать, сражаться за свою жизнь или просто несколько отстраниться от жизни. Эти защитные реакции называются
Проще говоря, системы безопасности у животных основываются на способности обнаруживать угрозу и активизировать защитное поведение. Каждый биологический вид выработал уникальные возможности обнаружения и реагирования на опасность, а также внутренние страхи, подготавливающие систему к тому, что
Очевидно, каннибальская стратегия оказалась успешной для выживания вида в целом. Адаптация, обеспечившая самцу возможность бегства благодаря длинному щупальцу, парадоксальным образом способствовала улучшению репродуктивной функции осьминогов и их баланса с экосистемой. Действительно, хотя самке выгодно дополнительное питание, необходимое для формирования яиц, скорее всего, вид не выиграл бы, если бы каждого самца ловили и съедали после каждого оплодотворения. Самцы приходят в мир подготовленными к тому, чтобы остерегаться самки во время спаривания; удлинение щупальца наряду с внутренней настороженностью, видимо, дают самцам достаточную фору.
Внутренние страхи и физиологические приспособительные механизмы развиваются у животных на протяжении миллионов лет. Эти страхи, пожалуй, важнейший элемент обеспечения безопасности животного. Они соответствуют ожидаемым опасностям и снижают зависимость от превратностей обучения на собственном опыте. Намного проще приходить в мир, уже зная, что для тебя опасно, чем вынужденно экспериментировать или ждать, когда тебя научат.