Парадокс Севера

На праздник, знаменующий окончание учебного года, мы не остались. Предпочли спрятаться ото всех в нашей квартире с собственным небом, следующие несколько часов залечивая поцелуями оставленные жизнью раны и царапины. Сердечные и физические.

А спустя неделю стояли в аэропорту, прощаясь с нашим общим другом.

— Мне так жаль, что ты уезжаешь, — вытирая слезы, обняла я Адель. Она еще не ступила на борт самолета, а мне уже ее не хватало. Парижская академия моды приняла ее в ряды стажеров. Шанс, который выпадает одному из миллиона, и Адель заслуживала его полностью. Она говорила по-французски так, словно жила. А выкройки строила будто дышала. К тому же, не заметить её великолепное чувство стиля мог разве что слепой.

Узнав о разрыве помолвки, семейство Шульман пришло в ужас. Казалось, мечты Адель стать известным кутюрье разбились вместе с этой новостью, но спустя пару недель, вдруг пришло приглашение. «Счёт на обучение оплачен. Ждём вас в новом семестре».

Впервые за двадцать три года они увидели свою дочь теми глазами, какими всегда видел её Страж. А может, просто решили, что так от него будет проще избавиться.

— Но как же Антон? — прошептала я, вытирая слезы. — Ты ведь его любишь.

— Люблю, — ответила она. — Но иногда, жизнь ставит перед выбором слишком сложным, понимаешь?

Я не понимала.

Еще раз обняв ее на прощание, отошла к окну, глядя на белых стальных птиц аэродрома и постаралась не расплакаться. Виктор встал рядом и коснулся губами моего виска. Его сердце тоже болело, хотя он это и скрывал за безучастным выражением лица.

А Антон... Антон был разбит, но об этом не смог бы догадаться никто.

«Не хочу быть тем, кто её удерживает. Если попрошу, она останется, и будет жалеть об этой возможности всю оставшуюся жизнь, — сказал он утром. — Адель — все, что у меня есть. И я хочу, чтобы она была счастлива».

Мне хотелось выть, рыдать от несправедливости, но я дала себе обещание не портить их последний день слезами.

Украдкой наблюдая за тем, как они прощаются, я крепче сжала руку Виктора. Понимая, как безумно и отчаянно люблю его. И как ценю тот мир, что он, несмотря на протесты отца, для нас строит. Наше собственное северное королевство.

— Ее родители никогда бы не поддержали это обучение, — прошептал Север так, чтобы только я услышала. — Они и в архитектуре-то смысла особо не видели.

— Но откуда тогда деньги? — не сдержалась я. Виктор поджал губы, так, как делал обычно, когда был очень недоволен, и кивнул на друга:

— Все то, что он несколько лет собирал на собственную операцию. Но лишь между нами, Тон взял с меня слово, что Адель никогда об этом не узнает.

Последнее, что я видела расплывающимся от слез взглядом, как Страж завязал ей на запястье зеленую нить.

— Что она означает? — спросила я у Виктора. Тот лишь недоуменно пожал плечами.

— Больше мне нечего дать, — затягивая узелок, произнес Антон, глядя на ту, что улетала от него на другой конец света.

Домой мы ехали в полной тишине. Я крепко сжимала руку Виктора. Страж, отвернувшись, глядел в окно.

— Не все сказки кончаются одинаково красиво. Некоторые просто кончаются, — скажет он позже.

Возможно это и так, но впервые мне не хотелось верить.

Эпилог. Страж

Когда мне было тринадцать, я впервые спросил у матери, как она поняла, что любит отца? Его самого я не помнил, он погиб давно, но возможно это было и к лучшему. Меньше воспоминаний — меньше боли.

Мы тогда шли из магазина пешком. Светило солнце, а мои руки оттягивали сумки с продуктами.

Я помню ее удивление. Меньше всего ожидаешь услышать подобное от того, чей портрет украшает школьную сводку нарушений порядка почти каждую неделю.

— Ты в кого-то влюблен? — осторожно спросила мама.

На тот момент я не был. Но разве можно сказать точно, если даже не знаешь, что это за чувство.

— Я думаю, что пока не решил, — ответил я, носом ботинка подковырнув ком земли и подбросив словно мяч.

Мама улыбнулась и ответила:

— Когда будешь, ты не станешь сомневаться ни на секунду. Тогда и узнаешь, что это она. Ты просто почувствуешь. Сердцем.

Я хмыкнул.

— Похоже на сопливую романтическую хрень.

— Антон!

Я прищурил глаза, посмотрев на нее искоса.

— Любовь — это прекрасно. Хотя иногда больно. — В этот миг в ее взгляде мелькнула та самая грусть, что была почти привычной. Она возникала каждый раз, когда кто-то ненароком упоминал о прошлом. — Иногда любовь не оставляет выбора, как произошло со мной и твоим отцом. А иногда это выбор. Порой самый сложный в жизни.

— Не понимаю, о чем ты, — сморщился я. Самый сложный выбор, что мне предстоял в ближайшие сутки, решить, стоит ли Катька Кузнецова из восьмого «Б» разбитого носа. Потому что ее парень учился в десятом, и если я хотел с ней встретиться, то пришлось бы чем-то пожертвовать.

— Настанет время, и ты поймешь.

И вот я смотрел на приглашение из Парижа, в этот миг абсолютно точно понимая, что означали тогда мамины слова.