Парадиз

Коллектив продолжил мирно бухать под полуматерные анекдоты; дамы, сидя за столиками, горячо обсуждали мужиков и жеманно хихикали.

И только потный усталый ведущий с жалостью утешал Верочку.

Дебольский, отсмеявшись и наплевав на всех, последние часы мирно проспал в кабинетах на втором этаже.

С тех пор было решено: что угодно, лишь бы без интеллектуальных шоу. Попроще, полегче и ближе к народу. Вот и приходилось выпрыгивать из штанов и изобретать хоть что-то, чтобы как-то сплотить эту разношерстную компанию, не давая разбрестись хотя бы до отбытия дирекции.

Что было не так-то просто.

Потому что для тихих айтишников достаточно было бы заказать кальянную или бильярд, купить коньяку и оставить в покое. Под неторопливые задушевные разговоры в вонючем дыму они просидели бы часов пять или шесть. И к одиннадцати почти трезвыми разошлись.

Дамы из бухгалтерии охотно позажигали бы под мужской стриптиз, мимо нот погорланили в караоке и, пьяненькие и счастливые, целуя друг дуга алонапомаженными губами, нетвердо разлетелись по гнездам ближе к полуночи.

КАМы и баеры — как раз тот контингент, которому хорошо заходят шоу не на самом пике интеллектуализма. Вроде грузной девицы в кокошнике. Которая в нелепом танце разоблачается сначала до восточного наряда, а потом через семь покрывал заканчивает бразильскими трусами.

В прошлом году Дебольский, увидев ее тучные колышущиеся телеса, передернулся и дал отбой: на его вкус это было уже чересчур. А сейчас жалел. Самое то, как оказалось.

И единственное, что, как показала практика, воспринималось на ура всеми — это бармен-шоу да концерт местной самодеятельности. Кому же не интересно посмеяться над коллегами?

В блеске этой неглубокой идеи было только одно «но». В ней никто не желал участвовать. Потому что не хотел, чтобы смеялись конкретно надо ним.

Приходилось загонять силком, ловя в коридорах и униженно уговаривая.

Пока каждый из тренеров уныло перебирал все это в мозгу, с отвращением и превентивной неприязнью обдумывая, с чего начать, о Зарайской как-то забыли.

А она вдруг развернулась и вышла на середину зала.

— У вас все просто, — отчеканила она. — Для начала: больше выпивки. — Похоже, Лёля Зарайская, даже не слушая разговора, за неделю до тонкостей разобралась в менталитете местного коллектива. Она легко тряхнула головой, убирая за спину рассыпавшиеся по плечам пряди.

— Надо найти ведущего. — И каблуки ее отстучали.

Цок-пам, цок-пам, цок-пам…

— Чуть-чуть не доходящего до грани пошлости, но так, чтобы всем было весело, — развернулась к коллегам, — я сделаю. — И остановилась на месте.

Цок-цок.

Остановились и каблуки, замерев пятка к пятке.

Рука ее скользнула по предплечью другой, пропустив его меж пальцами, легко сжимавшимися в кольцо. Зарайская сцепила за спиной замок, перекрутив ломкие запястья. И едва заметно качнулась вперед-назад.

— КВНщиков вы уже приглашали, — не спросила, а констатировала она. — И певички тоже были. — Звонко щелкнули каблуки. — Надо придумать что-нибудь посвежее. Ваня, позовите Жанну, принесите ручки и бумагу! — бросила, не оборачиваясь на лысую голову Попова. — Сколько у нас активных девушек в кадровом? До тридцати лет, приятной внешности. — И вот интересно: Попов даже не подумал возразить. — Проведем мозговой штурм. И до обеда все решим. — Легко — одной рукой — развернула невесомый пластиковый стул к столу.

Обедали между делом, не удосужившись пойти в кафе. Никто и не подумал спускаться вниз: пиццу заказали прямо в зал.

В большом конференце стаей пестрых кур вертелись девочки из кадрового и отчасти из секретариата.

Зарайская верно рассчитала, кому на работе скучнее всего. И кто всегда готов повеселиться на культмассовом мероприятии. Правда, теперь придется каждый вечер задерживаться на репетиции. Но что с того, если Зарайская пообещала им повод повертеться на сцене в красивых платьях. Где ими будут любоваться, осыпая комплиментами, мужчины. От восемнадцати до восьмидесяти.

Дурочек в конторе оказалось немало. Даже больше, чем предполагал Дебольский.

Перед Новым годом всех тех же уговаривали, и каждая упорно отнекивалась, зайцем бегая от преследующих ее тренеров. Но за Зарайской, хладнокровно совравшей, что их выступление призвано вызвать мужское восхищение, а не пьяный смех, девочки прибежали сами.

Не пикнув и даже оплатив из своего кармана ресторанную пиццу.

Ели стоя, столпившись кучками, пристраивая раскрытые, прозрачные от жира картонные коробки на подвернувшихся плоских поверхностях. Единственный стол был забросан ворохом черновиков, оставшихся от мозгового штурма. На котором, по правде говоря, все просто сидели, не мешая фонтанировать Зарайской.

А всю остальную мебель, как то: столы, стулья и даже вешалки, — мужчины оттащили в угол. Сдвинув и подняв друг на друга, расчищая большую репетиционную арену.