— Борис, — он протянул широкую руку.
Не знаю: то ли язык мой как-то не так повернулся, то ли само естество, носящее имя «Андрей», отказалось становиться стрелком.
— Артур, — представился я.
И мне стало легче. Пусть будет так: этот незнакомец — Артур участвует в испытании, возможно — становится стрелком, а Андрей вроде как ни при чем.
— Смотри-ка, еще трое, — сказал Борис. — Ну, теперь потянутся…
Он оказался прав: у ворот собралось человек тридцать. И — молчание, волчьи взгляды: скоро мы будем рвать друг другу глотки… Знать имя того, кто рвет тебе глотку, либо того, кому рвешь глотку ты — непозволительная роскошь. Похоже, из всех нас так не считал лишь Борис.
Он заговаривал с каждым новоприбывшим, но в ответ получал презрительное молчание.
— Во, народ, — поняв, что с этим народом словесной каши не сваришь, Борис снова подошел ко мне. — Суровые, б… дь.
Я усмехнулся: а ты чего ждал?
— Такое впечатление, что их только из Джунглей пригнали. Дикари.
— В Джунглях не дикари, — не выдержал я. — В Джунглях — игроки, которым Теплая Птица так же дорога, как и мародерам.
— Правда? — он явно обрадовался моей отзывчивости. — А я думал — там одно зверье, вроде тварей.
Кстати, о зверье. В толпе перед воротами началось движение.
— Запускают? — вытянул шею Борис.
Толпа выплюнула хрипящий клубок. Перекатившись несколько раз по снегу, он распался на две части — узкоглазого скуластого мужика, прячущего за пазуху нож, и бородача с залитой кровью грудью. Ошмонав карманы убитого, победитель спокойно занял свое место в толпе.
Похоже, этот инцидент послужил для кого-то знаком. Ворота отворились. Толпа хлынула было внутрь, но тут же подалась назад под ударами прикладов. Нас встречал отряд стрелков в полной боевой готовности. Невысокий седой командир что-то кричал караульному. Наконец, он вспомнил о нас:
— Не толпиться. Запускать по одному! Куда ты прешь?
Командир вскинул пистолет и выстелил в голову особо нетерпеливому претенденту.
Разом все успокоилось. Толпа растянулась в длинную цепочку, в самом конце которой очутились мы с Борисом.
— Несправедливо, — недовольно пробурчал Борис. — Пришли первыми, зайдем последними.
Как раз в это время стрелки за руки за ноги выносили убитого командиром претендента. Тело с хрустом упало в сугроб.
— И умрем последними, — добавил Борис.
Я невольно засмеялся.
— Кому весело? — крикнул командир. Он даже привстал на цыпочки, осматривая цепочку.
Я поспешил проглотить смех, совершенно здесь неуместный.
— Прости, братан, — Борис положил мне руку на плечо. Я сердито скинул ее. Этот болтун доведет до могилы.
Цепочка стремительно уменьшалась. Один за другим претенденты исчезали за воротами. Наконец, очередь дошла до Бориса. Он кивнул мне:
— Удачи, Артур.
— И тебе удачи.
Борис скрылся за спинами стрелков. Хороший малый, — Христо был бы рад видеть его среди возрожденцев…
— Последний, что ли? — командир окинул меня нехорошим взглядом.
— Похоже, да.
— Входи.
За воротами были только стрелки, ни одного претендента.
Командир откашлялся и, запинаясь, прочел с желтого листа следующее:
—
Покончив с официозом, командир с видимым облегчением сунул бумагу в карман.
— Тебе все понятно?
— Да.
— Отвечать «Так точно, офицер».
— Так точно, офицер.
— Ну, тогда, держи.
Офицер протянул мне металлический кружок с выбитой цифрой «32».
— Эй, — он обратился к стоящим навытяжку стрелкам. — Фомин и Сосо — проводите его к особистам.
В интонации, с которой седой офицер произнес слово «особисты», я уловил презрение, смешанное со страхом.
Два стрелка выскочили из строя.
— Ну, ты, шагом арш! — крикнул один из них — черноусый мордоворот, и несильно ударил меня между лопатками прикладом АКМ.
Я послушно зашагал по плацу, а на душе скребли кошки — до чего же погано по доброй воле соваться в пасть льва.
Из труб на крышах многочисленных деревянных бараков, поднимался рыжеватый дым. За шаткими стенами слышались разговоры, ругань, крики.
Когда мы проходили мимо очередного барака, хлипкая дверь отворилась, и в облаке пара на пороге возник обнаженный до пояса стрелок. Не спускаясь вниз, прямо с крыльца, он принялся мочиться и, когда я приблизился, задел меня желтой теплой струей. Конвоиры захохотали, я же усилием воли заставил себя продолжить путь, стряхнув со щеки вонючие капли.