Paradis sur mesure

На ее лице появилась довольная улыбка.

— Где я буду спать?

— Вот здесь, в комнате для гостей.

— А разве я не могу спать с тобой? Ты же знаешь, я так люблю прижиматься к тебе ночью.

— Я этого не хочу. Сначала приди в себя, отдохни, а потом я помогу тебе найти другую квартиру. И кстати, я думаю, что ты должна восстановить отношения с матерью, чтобы она тоже тебе помогла.

— Ни за что!

Той же ночью, часа в два, включился автоответчик. Раздался жуткий голос:

«Я… я… Я знаю, что она у вас! Да, я это знаю! Я чувствую, она у вас! Она должна вернуться. ОНА ДОЛЖНА ВЕРНУТЬСЯ НЕМЕДЛЕННО! Если она не вернется, я убью ее. Потом я убью вас! Вы меня поняли? Я убью вас обоих. Я убью вас!»

— Это он! — Сивиллина вошла в мою комнату. Она говорила еле слышно, словно боялась, что Максимилиан услышит ее.

Она легла рядом, сжавшись в комок. Я сохранил сообщение на автоответчике как вещественное доказательство на тот случай, если дело примет серьезный оборот.

Следующей ночью телефон снова зазвонил в два часа. Включился автоответчик:

«Я знаю, что она у вас. Скоро я убью вас обо…»

Я схватил трубку:

— Алло, фон Шварц! Вы хотите поговорить?

Связь немедленно оборвалась.

Через несколько дней он позвонил в «Современный наблюдатель», и я тут же узнал его.

— Соедините меня с главным редактором, — произнес зловещий голос, который я слышал уже дважды.

— А! Добрый день, доктор фон Шварц. Это вы удачно попали. Я предпочитаю, чтобы вы звонили мне на работу днем, а не глубокой ночью по домашнему телефону, и…

Он опять повесил трубку. Я подумал: может, секретарша действительно соединила нас по ошибке?

Сивиллина постепенно начала нормально есть и спать. Синяки на ее теле понемногу проходили. Целый месяц она искала себе квартиру, но безуспешно. Как-то утром она сказала, что ей обязательно нужно забрать свои вещи, особенно документы, одежду и ноутбук (самый первый подарок, который я сделал ей). Все это до сих пор находилось у «крупного специалиста по химии любви». Я напомнил ей, что, когда горит весь дом, не стоит лезть в огонь, чтобы спасти пару вещей. Любые контакты с этим человеком казались мне опасными. Но Сивиллина заверила меня, что уже переговорила с ним по телефону и он согласен все ей вернуть при личной встрече.

— Не езди туда! — Я пытался отговорить ее.

Она посмотрела на меня большими темными глазами и обреченно пожала плечами:

— Прошло достаточно времени. И потом, я же слышала его, он говорил со мной совершенно по-другому. Мне кажется, он успокоился.

И Сивиллина полезла в огонь. В тот же вечер она позвонила мне:

— Мы поговорили и многое обсудили. Мы говорили несколько часов. Он признал, что плохо обращался со мной. Он говорит, что это потому, что он слишком сильно любит меня. И он несчастен. Он понял, что без меня его жизнь лишена смысла и он скорее умрет, чем потеряет меня. Он просил у меня прощения. Пообещал, что будет вести себя хорошо. Умолял дать ему шанс искупить все то зло, которое он мне причинил…

— И что?

— Думаю, я должна дать ему этот шанс. Каждый имеет право на вторую попытку.

— То есть ты возвращаешься к нему?

Молчание. Затем Сивиллина сказала тихо, но решительно:

— Ты должен понять, он действительно потерял ориентиры в жизни. Без меня он скоро убьет себя. Ему нужна моя помощь.

— Я все понял, честное слово. Что ж, удачи. Будь счастлива, Сивиллина.

Прошло четыре месяца. Я больше не думал о ней. Мне показалось, что она наконец нашла общий язык со специалистом по химии любви.

Но однажды в четыре часа утра я услышал, как на набережной канала сигналит машина. Я выглянул в окно и увидел такси. Сначала мне показалось, что в машине нет никого, кроме водителя, но, приглядевшись, различил маленькую фигурку у него за спиной.

Я спустился. Сивиллина, босая, в одной ночной рубашке, съежилась на заднем сиденье. Водитель такси потребовал у меня денег. Сивиллина назвала ему мой адрес и сказала, что за нее заплатит мужчина, который выйдет ее встречать. Я помог ей выйти из машины. Она дрожала и стучала зубами, хотя ночь была теплой.

Ее силуэт просвечивал сквозь полупрозрачную ткань рубашки. Она казалась такой исхудавшей, будто ее морили голодом. Она сильно сутулилась. Бледные голые руки покрывала испарина, отражавшая свет фонарей. Изменилось и ее лицо — она осунулась, глубоко запавшие глаза смотрели не мигая.

Мне казалось, что передо мной призрак. Или женщина, долго находившаяся в заложниках и чудом спасшаяся из плена. Я завернул ее в свою куртку и донес почти до самой квартиры.

Не говоря ни слова, Сивиллина села на пол возле шкафа, подтянула колени к груди и обхватила их руками, как будто пытаясь защититься. Она все еще дрожала, ее зубы стучали. Заговорить ей удалось не сразу.

— Он… он… он давал мне какие-то таблетки. Я не знаю, что это такое, а теперь у меня ломка… Они мне нужны… Он… он… поступает так со своими пациентами, чтобы они возвращались к нему…

— Что это были за лекарства? Ты видела упаковки?

— …белые, красные и желтые таблетки. Он давал мне их прямо в руку, я никогда не видела коробки. Красные таблетки были круглые.