– А ну, спокойно, – зарычала Собака, – именинника не обижать, он под моей защитой! Кто посмеет его тронуть, будет иметь дело со мной, всем ясно!? – со всех сторон послышались одобрительные возгласы.
Мне стало стыдно. Я преследовал Собаку, подозревал ее, хотел ее посадить на место, не дал ей денег, когда она в них нуждалась, а Собака готова за меня постоять в трудную минуту. Я почувствовал, что нужно перед ней извиниться, и попытался заговорить с ней, но она не услышала меня: я, придавленный стыдом, говорил шепотом, а она в суете не могла расслышать. Ходила от компании к компании, везде шутила, рассказывала анекдоты, беспрестанно поднимала за меня тосты: за мое долголетие, за мое будущее безграничное могущество, которого я достоин и которое рано или поздно придет ко мне, – этим она заставляла меня еще больше смущаться, ведь я чувствовал, что недостоин, – за мою работу, за подсказки, за творческие успехи моих клиентов, за моих детей и внуков, – и при этих тостах я краснел и чувствовал себя подлецом, ведь я знал, что у меня никаких детей и внуков нет. От отчаяния я уже не пытался заговорить с ней, а просто дергал ее за рукав фрака время от времени, но она понимала меня неправильно и, не оборачиваясь, протягивала мне рюмку водки. И я каждый раз пил, ведь тосты были за меня и праздник посвящен мне! К тому же я не мог подвести Собаку, она же за меня горой!
Неудивительно, что вскоре я сильно захмелел, и все происходящее начало странно колыхаться, казалось нереальным, как будто мы все погрузились под воду, в мутную реку. Помню, суровую компанию из трех мужчин, пивших водку: доктор Зомберг, австрийский нейрохирург, полковник Зловещий, – мужья двух милых девушек, – и писатель Эдуард Мертвец, помню, что первые двое своей мрачностью и неповоротливостью походили на надгробные камни, особенно Зомберг с его болезненной, какой-то зеленоватой даже бледностью на щеках. Эдуард Мертвец на их фоне смотрелся очень живо: шутил, кричал, хлопал по плечу, плескал водку по рюмкам.
Помню, сказал что-то Мертвецу, и ему это, кажется не понравилось, Зомберг и Зловещий перекинулись парой фраз на немецком и отвернулись от меня, и я в недоумении смотрел на их затылки… Потом ко мне подбежали рыжая девушка и девушка, умевшая стильно одеваться, а ныне госпожа Зловещая и госпожа Зомберг, они потащили меня за локти к другому столику, налили полный бокал вина, принудили выпить и стали наперебой говорить о том, как удачно они вышли замуж, как долго они ждали этого, как было тяжело в юности, когда любой козел готов тебя трахнуть, и никому нет дела до семейной жизни, как хотелось стабильности и родить детей.
– Тут хочешь – не хочешь, стервой станешь, а что делать? – говорила одна, и глаза ене блестели, нет, даже светились.
– А сколько сил нужно, сколько лишений, чтобы великолепно выглядеть! Но зато мы получили себе таких замечательных мужей, – трещала вторая, и глаза ее тоже светились зеленым пламенем.
Они все говорили, говорили, повторяли свои незамысловатые соображения и хватали меня за ладони, за локти, клали свои руки мне на плечи, стали обнимать меня и шептали на ухо, как великолепно я их понимаю, как они благодарны мне. И все требовали: ну скажите, наши мужья гораздо лучше этого Мертвеца, и пусть он хоть трижды известный писатель.
Вдруг я почувствовал плотный, приторный, неприятный запах, не знал, откуда он, мне стало очень не по себе, и я, лопоча бессвязные оправдания, стал выбираться из их объятий. Освободившись, я поплелся мимо столиков, пока не увидел Диму.
Я затесался в шумную компанию хранителей города… или это сначала были хранители города? Не могу прорваться сквозь пьяную пелену, вспомнить все по порядку…
Помню, маленькие хранители города пили коньяк большими стаканами, добавляя чуть-чуть колы, и заедали бутербродами с икрой, маринованными шампиньонами, укропом. Они мне обрадовались, налили большой стакан и заставили выпить, потом двое из них, кажется, поддерживали меня за локти, а другие лезли ко мне целоваться, – и опять навалился на меня тяжелый, сладковатый запах, – пожимать мне руку, и, размахивая своими короткими мохнатыми лапками, кричали, что я изменил их жизнь, что я очень нужен им, что я такой один единственный, и до меня они совсем не могли справиться со своей работой.
– А как же мой предшественник, – пробормотал я, – почему его, кстати, здесь нет?
И хранители города замолчали на мгновение, мне показалось даже, что замолчали вообще все, так тихо стало вдруг, но в следующий миг воздух опять наполнился пьяным гомоном и суетой. Дима обнял меня за талию – выше хранители города не дотягивались – и закричал:
– Старик, что ты несешь?! Не было у тебя предшественник! Я же пошутил тогда!
– Но мне и Сергей Константинович говорил, – смазывая слова, сказал я.
Мне послышался колокольный звон где-то вдалеке, а хранители города, окружавшие меня, расплылись на мгновение в бесформенные полупрозрачные серые пятна, как будто мои глаза потеряли фокусировку, но в следующий миг все было нормально, и я услышал голос Димы: