Парадайз.ru

– Ничего особенного, так, шоковый разряд для чужаков. Секьюрити систем.

– Куда вы меня везете?

– Как – куда? В комнату утилизации, куда же ещё?

– Вы что, решили меня убить?

– Шучу. Мы с тобой едем на экскурсию. Не беспокойся, нам осталось совсем недалеко.

– Куда?

– Посуди сам. Я – категорический противник убийства и, вообще, любого насилия. Тем более что ты спас меня и, тем самым, спас весь Остров. Но после нашего с тобой разговора, мне никак нельзя тебя отпускать, сам понимаешь. К тому же, я не умею водить вертолет.

– И что теперь?

– Ничего. Судя по всему, в твоей голове полно всякой дряни, а мне вряд ли удастся доказать тебе полный идиотизм того, что ты пытаешься сделать. Поэтому я попробую попросить поговорить с тобой одного моего друга. Он гораздо умнее меня и, кроме того, прекрасно умеет убеждать собеседника.

– Я догадываюсь, кто он. То есть вы хотите меня зомбировать?

– О нет! Метод нейрогенного кодирования, который применяется у вас на Лубянке, слишком ненадежен, как и любое кодирование. Кроме того, он подл, так как осуществляется на уровне подсознания. Когда я говорю «убедить», то имею в виду именно процесс добровольного убеждения, а не гипноза.

– Промывание мозгов – не менее гнусная процедура, чем гипноз.

– А кто тебе сказал, что я собираюсь промывать тебе мозги? Я просто хочу попросить Нго-Хэ, чтобы он показал тебе истинную суть вещей. Больше ничего. А выводы, я уверен, ты сможешь сделать и сам.

– Так его зовут Нго-Хэ?

– Да кто его знает, как его зовут… Во всяком случае, это слово возникло у меня в голове в тот момент, когда я первый раз увидел его.

– А вдруг он не захочет ничего показывать?

– Если не захочет, я оставлю тебя у него «в гостях», а сам попробую поискать на этажах что-нибудь съедобное. Несмотря на мое весьма улучшенное здоровье, я уже давно испытываю желание поесть.

Они остановились у входа в ту самую комнату со стеклянными дверями, в которой Сергей ещё не так давно наблюдал Гостя возле гальванической ванны.

– Вы действительно чересчур бодро выглядите для человека, который десять дней ничего не ел.

– Скоро ты узнаешь и об этом. А сейчас посиди, я схожу, посмотрю, здесь ли он.

Вознесенский вошел в зал, оставив Сергея в коридоре.

Как только он скрылся за нагромождением предметов, Сергей предпринял попытку разорвать скотч, сначала на подлокотниках, затем внизу у основания кресла, где были привязаны ноги.

Однако, из этого ничего не вышло – Вознесенский, предвидя подобные попытки, не пожалел ленты.

Судя по тому, что прошло около получаса, а отец-основатель не возвращался, Сергей предположил, что тот застал Гостя там, где и хотел, и в данный момент ведет с ним диалог по поводу его, Сергея, судьбы.

Возможно, что это предположение было недалеко от истины: когда Вознесенский, наконец, вышел из зала, то он был уже совершенно в другом настроении – движения его были спокойны и замедленны, а лицо выражало крайнюю степень задумчивости.

Не говоря ни слова, он распахнул дверь и, поддерживая её ногой, вкатил кресло внутрь.

Сергей ожидал, что они будут продвигаться к центру зала, туда, где относительно просторно, но Вознесенский, докатив кресло до первой же преграды в виде большого шкафа для химической посуды, остановился и явно намеревался бросить Сергея здесь.

– Платон Евгеньевич, вы что, собираетесь…

– В общем так, Богданов. Я ненадолго уйду. А ты останешься. Что бы с тобой не происходило, будь уверен: твоя жизнь и здоровье – в полной безопасности. Надеюсь, что когда я вернусь, то уже смогу отвязать тебя от этого кресла.

– Но где…

– Счастливо!

Вознесенский стремительно вышел, и Сергей остался один.

Он сидел в полной тишине и бессмысленно разглядывал металлическую дверцу стоявшего прямо перед ним шкафа. Бледный тусклый свет освещал неподвижное нагромождение предметов на всем видимом пространстве помещения. Какого-либо постороннего присутствия в зале не ощущалось.

Всё, что мог чувствовать Сергей, было смесью жгучего стыда, горечи и досады.

Находясь в шаге от финиша, пребывая уже почти в состоянии триумфа, он допустил непростительную оплошность, и теперь вся операция находилась на грани срыва. Если сейчас вообще было уместно говорить о какой-либо операции.

Его намерения раскрыты. Вознесенский восстановил контроль над «Куполом» и, скорее всего, уже ликвидировал прореху в защитном поле. Теперь оставалась только единственная, да и то – весьма призрачная надежда попытаться противостоять гипнозу Гостя, после чего обмануть Вознесенского, притворяясь загипнотизированным, и затем одним внезапным действием вернуть утраченные позиции.

Впрочем, было непохоже, что его собираются гипнотизировать: время шло, а никто не появлялся.

Внезапно Сергей почувствовал, что у него заслезились глаза. Сначала он не понял, в чем дело, но затем обнаружил, что это, похоже, реакция на еле уловимое изменение в природе освещения.