— Я сегодня водки как следует выпью, а ты, трезвый, меня домой отвезешь, потому что ты на машине.
— А я вас отвезу и тоже врежу. Но как!
— Чего-то не пойму, — удивился Кузьминский. — Ты со мной на «вы», что ли? Это почему?
— Ну, вы вроде старше…
— Не аргумент, — не обиделся Кузьминский. — Я в душе шибко молодой. На брудершафт нам сегодня с тобой выпить не придется по причине твоего вынужденного воздержания, так что сразу на «ты». Заметано?
— Это большая честь для меня, — не сдержался Константин.
— Видишь, как тебе везет. — Уладив дело с переходом на «ты», Кузьминский без торможения и разворота поехал в другую сторону: — Я у Иваныча и Жорки — прислуга за все. Ну а ты в каком качестве?
— Косвенно я — заинтересованная сторона.
— В какой степени — выясним потом. — Кузьминский глянул на часы. Вот-вот, минут через пять-десять Гришка со своим дружком-богатеем явятся. Учти. Ты — мой кореш с давних лет. Еще до твоего отъезда за бугор. Тебе все в нашей новой жизни любопытно, поэтому ты со мной, забулдыгой, хвостом по всем московским злачным местам. Все это к тому, если тебе кто-то из знакомых встретится, что, я думаю, вполне вероятно. — Изложив диспозицию, Кузьминский опять рванул на поворот. — Твои же сегодня играют! Больным сказался или просто прогуливаешь?
— Мое дело — дубль. А на матчах основы я — так, для многочисленности тренерского штаба. Сегодня под нами — аутсайдер, обойдутся и без меня.
— Манкируешь, — назидательно пожурил Кузьминский. — Смотри, выгонят.
Виктор Кузьминский был из знаменитой компании Деда, Александра Ивановича Смирнова, в которую попал последним. Если журналист Спиридонов и кинорежиссер Казарян прошли со Смирновым рядом, считай, целую человеческую жизнь в полвека, то Кузьминский был принят в компанию лет шесть тому назад после того, как по уши влез в скандальную историю с незаконными формированиями и во многом способствовал разоблачению группы политических уголовников. Легкомысленный и по-писательски наблюдательный, он — любитель бурно и весело пожить — охотно существовал на рискованной нейтральной полосе, там, где завязывались узлы нитей, связывающих респектабельную благонамеренную жизнь с уголовщиной, черным бизнесом, подпольной торговлей. Дед, а вслед за ним и Сырцов часто обращались к нему, если им были необходимы свежая информация, тонкая дезинформация, легкий шухер, прикрывающий целенаправленную провокацию, побуждающую к активному действию персонажей того дела, которым в данное время занимались и Дед, и Сырцов. И вот, опять призвали.
Они стояли на Тверской у Дома книги. Подкатил монументальный «паккард» и припарковался за Константиновым «опелем». Распахнулась передняя дверца, и из нее не просто вылез, а неким видением явил себя земному миру Гришка Абрамов, красавец, театральный премьер, кинозвезда. Сопровождаемый восхищенно-любопытными взглядами женской половины бредущих по широкому тротуару, он пал в объятия Виктора Кузьминского с возгласом:
— Витенька, старый хрен, радость моя! Объявился, наконец!
Кузьминский похлопал его по спине и сжал в железных объятиях, разделяя его восторг.
— Мальчик мой, я так соскучился!
Несмотря на некоторую намечающуюся тучность, известный литератор был еще крепок. В стиснутой грудной клетке Абрамова перехватило, и он сказал с уважением:
— Ну и здоров ты, козел, как бык!
— Так кто я? Козел или бык? — живо заинтересовался Кузьминский.
Абрамов не успел ответить. Ответил за него веселый, круглый — круглая лысая голова, круглые, обтянутые шерстяной кофтой плечи, круглый живот, среднего роста мужчина, выбравшийся с заднего сиденья «паккарда»:
— Бык, Витя, Бык!
— Какой я тебе бык? — внезапно обиделся Виктор. — Бык вон он! Охранником у тебя на заднем сиденье!
Круглый был настроен миролюбиво и великодушно:
— Ты на мгновение становишься быком для того, Витя, чтобы как Юпитер похитить Европу!
— Боже! — изумился Кузьминский. — Луч света в темном царстве! Эрудит в серых рядах армии нуворишей!
— Я не в армии, — не обидевшись, скромно признался круглый. — Я впереди.
— На лихом коне, Боря? Полководец?
— Знаменосец, а может, и горнист, — хихикнул Боря.
— Нет, тебя не ухватить! — заглядывая в Борины волчьи глазки, заметил Кузьминский. — И не буду. Знакомьтесь, мой давний друг Константин Ларцев.
Константин, до того стоявший сзади и сбоку, сделал шаг вперед и поклонился.
— Не надо знакомить. Великий футболист всем знаком. А представляться надо мне: Борис Марин — предприниматель.
Абрамов уже тряс двумя руками правую руку Константина, экспансивно и великодушно, как истинная знаменитость, которой не страшна конкуренция, славил всероссийскую, а может быть, и международную известность нового знакомца:
— Кто же не знает Константина Ларцева? Его удары, его обводку, его пасы, восхищающие всех нас, болельщиков, много-много лет! Я счастлив, Константин, знакомству с вами.
— По этому вопросу все? — заключил славословие Кузьминский. — Тогда поехали, господа хорошие!