Сначала в лавке яблоневского от деда-прадеда лавочника Петра Кандыбы можно было достать все, что вздумается. Скажем, вздумалось тебе попробовать веретенистых маленьких черных водорослей хидзики, взбрело в голову получить из японской туберозы коньяк, или захотелось умебоси, то есть японской сливы, которую засаливают и выдерживают три года, — приходи к Петру Кандыбе, вынесет из подсобки и не обвесит, хотя, казалось бы, какой лавочник не обвешивает. Покупают все это у человека — и он такой счастливый, даже лицо у него кажется смазанным сладким медом, так что того и гляди мухи заедят. Вам, долгожитель Гапличек, нужен кунжутный сыр гома тофу? Берите кунжутный сыр, нигде больше такого свеженького не найдете, как у меня! А вы, дедуня Бенеря, хотите полакомиться тофу, иными словами, сыром из белых соевых бобов? Берите, дедуня, наедайтесь от пуза и прогуливайтесь важно не только там, где маленькие окна! А что надо вам, бывшая самогонщица Вивдя Оберемок? Немного кинпиры, другими словами, смеси лопуха с морковью? Конечно, можно и самой приготовить кинпиру, дурное дело не хитрое, но лучше берите готовую, а то ведь вам за той работой в звене некогда и лопухов нарвать, и моркови начистить, ешьте кинпиру и нахваливайте, как попадья на свадьбе…
Но когда в яблоневском колхозе «Барвинок» возник ажиотаж вокруг этого макробиотического дзена, в лавке стали происходить всяческие чудеса. Какие именно? Скажем, приходит зоотехник Невечеря и просит у лавочника Петра Кандыбы чану, или турецкий горох. Мол, этот турецкий горох с ростками и кожицей он будет поджаривать в песке и съедать по пригоршне в день…
Еще не успел зоотехник Невечеря выйти из лавки, как порог ее переступил почтальон Федор Горбатюк, надуваясь от важности так, будто был когда-то волом, а теперь хочет казаться конем.
— Петро, отсыпь турецкого гороха немного, — попросил и загордился, как попович в гостях.
— Велено турецкий горох отпускать с нагрузкой. Добавляется рубленая петрушка, нитуке из моркови, корни одуванчика в соевой подливе, нитуке из кресс-салата, натуральный зеленый чай банча.
— Угомонись, Петро! — воскликнул почтальон и заметался по лавке, как тот заяц от радости, что бог его наградил таким хвостом. — Я же пришел к тебе не лечиться от куриной слепоты! Нет у меня куриной слепоты!
— Говоришь, нет у тебя куриной слепоты? — досадливо спрашивает Петро Кандыба из-за прилавка, а глаза у него такие гордые, как у той панской свиньи, что о крестьянский плетень почухалась. — Нет, так будет, значит, бери, что дают!
И, видно, почтальону Федору Горбатюку после этих слов вдруг так приспичило купить турецкий горох, что он тут же купил нарубленной петрушки, нитуке из салата, корни одуванчика в соевой подливе и натуральный зеленый чай банча, чтобы лечиться от куриной слепоты, хотя ее никогда не было ни у него, ни у родичей, ни у соседей!
От деда-прадеда лавочник Петро Кандыба, видно, не был бы лавочником от деда-прадеда, если бы кой-какие товары не отпускал не только с нагрузкой, а и из-под прилавка. Если ты, к примеру, приходишься ему племянником или племянницей, то он не пожалеет для тебя несколько банок джема из красных бобов, так называемого эну, или несколько пучков дайко, то есть длинного белого японского редиса, или несколько вязанок морских крупных водорослей кобу и комбу, добытых на глубоких местах.
Злоупотребления никогда к добру не приводят, а тут злоупотребления — еще и какие! Будто бы и продуктами стал спекулировать лавочник Петро Кандыба, а ведь только подумайте, что стоит за теми продуктами? За ними стоят невылеченные болячки, а еще молодость и долголетие яблоневцев!
Подействовал ли макробиотический дзен? Подействовал, еще и как! Долгожитель Гапличек сбросил с плеч своих лет двадцать, ходил по селу петухом, того и гляди закукарекает. Даже на девчат стал опять заглядываться, как в молодости, и вступал с парубками в такие ссоры, в каких друг друга не целуют, а разрисовывают.
— Моя баба померла, — толковал он в мужском кругу у буфета. — Видно, пристану к жинке здоровой, а к теще богатой, пускай будут для меня послушниками, а я для них настоятелем.
А дедок Бенеря? Видно, ему помогли такие блюда, как уха с мидиями, бульон из красной дорады, сырой тунец, с которого снята шкура, порезанный на мелкие кусочки. Скорее всего, в омоложении деда Бенери немалую роль сыграла так называемая сидячая хлорвиниловая ванна, которую он мастерски готовил сам для себя. Заваривал две-три пригоршни сухих листьев белой японской редиски в четырех литрах воды, добавлял немного соли. Хорошенько накрывшись рядном, дедок Бенеря садился в корыто и время от времени подливал еще горячий отвар туи. Приняв эту ванну, он выпивал чашку чая с соевой подливой.
И хотя макробиотический дзен утверждал, что хлорвиниловая ванна — прежде всего прекрасное средство против болезней женских органов, дедка Бенерю это утверждение макробиотического дзена остановить не могло, ибо он все его положения своим крепким узловатым умом осваивал творчески. И добился того, что сбросил-таки с плеч своих не менее двух десятков лет.