Парад планет

Разойдутся женщины с ведрами от криницы, а хитрая Галя подумает: «Эге, так я тебе всю правду и скажу. Черта с два признаюсь, что я голодаю и от других болячек, каких не имела и заиметь не хочу, а именно: боюсь больной лежать и без памяти хлеб жевать, боюсь среди лета на льду растянуться, боюсь быть такою щедрой, чтоб даже за копейкой убиваться, а еще боюсь расстараться на синдром Жиль де ла Туретта, то есть не хочу, чтобы у меня дрожали лицо и тело, вращались глаза, морщился нос, крутилась голова, дергались плечи!» А не менее хитрая Одарка, идя с ведром от криницы, тоже лукаво думала: «Я — не та Одарка, что ни богу свечка, ни черту кочерга, зачем мне признаваться в том, что, может, я не хочу быть той распустехой, что пока принарядится, то бояре и мед выпьют, что не хочу быть лежачим камнем, под который и вода не течет, не хочу быть той раззявой, что на базар ходила и зевак ловила, а с базара пришла, то аж двух принесла, а еще не хочу навязчивых ламентаций, то есть симптома Турсо, когда вдруг попаду в больницу и буду по сто раз на день одними и теми же словами рассказывать врачу, что у меня не болит то, что никогда и не болело!..»

Когда Яблоневка голодала, у нее пропал голос. Вот еще недавно пела и беседовала, выступала с трибуны и шептала в саду, смеялась и грустила, для всякого настроения был у нее свой голос, чистый и мелодичный, а тут вдруг пропал этот голос. И какие только истории не случались из-за этого, как говорится, двести — да не в одном месте! Скажем, председатель колхоза Дым рано утром в конторе раздает наряды своим бригадирам, а голоса у человека нет — весь вышел. Но бригадиры такие бестии, что понимают свое начальство без голоса — только по мимике лица. А когда бригадиры уже сами распределяют на работу своих подчиненных, то их голосов тоже не слыхать, но рядовые колхозники понимают указания и мгновенно бросаются их выполнять. Чудо, да и только. Потому что учителя в школе ведут уроки без голосов, а дети все равно усваивают их лекции, да так глубоко и славно, что, отвечая усвоенный материал без слов, получают только отличные оценки за свои высокие знания. Буфетчица Настя в яблоневской чайной понятливо обслуживает свою постоянную клиентуру, у которой сел голос, потому что понимает клиентуру без единого звука, лишь по скуповатым красноречивым жестам. Самогонщица Вивдя Оберемок полдня ругалась со своей соседкой из-за кур, которые роются в грядках, у обоих молодиц сели голоса, но, видно, никогда еще они так не выговаривались и не оскорбляли друг друга, как теперь, без голосов! А как Мартоха, копаясь на огороде, напевала без голоса — ну так тебе чисто и задушевно, что вся Яблоневка слушала зачарованно и хвалила.

Забегая наперед, скажем, что много всяких приключений происходило и с голосами. К примеру, у зоотехника Невечери был обыкновеннейший голос, в котором ни сталь не звенела, ни медь, а когда Трофим Трофимович закончил голодание, когда очистил от шлаков не только весь свой могучий организм, а и голосовые связки, то у зоотехника оказался уже не обыкновенный голос, а прекрасный баритон! Доярка Христя Борозенная неожиданно разжилась таким контральто, которое и не снилось выдающимся певицам мира. У долгожителя Гапличка откуда-то прорезался громовой бас, и теперь далеко разносился в вечерней тишине его голос, когда долгожитель по своей привычке громогласно высказывал сентенции на предмет того, что: «Пиво пей — да не лей, жену люби — да не бей!» Председатель сельсовета Перекучеренко, поголодав, окончательно перестал заикаться, теперь у него появился крепкий тенор, при звуке его голоса не одна яблоневская молодка вдруг начинала сладко и тревожно дрожать всеми своими поджилками. У фуражира Илька Дзюньки его мужской суровый голос превратился в мягкий женский, привлекательный, так что в ночных сумерках не один яблоневский ухажер, влекомый этим голосом, нарывался на кулак фуражира, у которого руки были крепкими и грубыми от долгой работы с лопатой и вилами на колхозной ферме. Конечно, случалось и такое, когда у какой-нибудь бабки на старости лет после продолжительного лечения голоданием вдруг начинал звенеть из груди девичий голос, но, но, но…

Забегая наперед, добавим еще, что голоса у яблоневских девчат всегда звучали призывными золотыми колокольчиками, но кутью медом не испортишь, поэтому после голодания в их голосах и вправду будто прибавилось того меду, теперь каждая щебетала если не ласточкой, то отзывалась лебедкой, а парубки им вторили если не соловьями, то лебедями. Теперь в Яблоневке по вечерам нельзя уже было человеческий голос услышать, такой стоял птичий базар: тьох-тьох-тьох, курлы-курлы-курлы, фить-фить-фить, цвиринь, кар-р-р!

Поголодав, яблоневский люд стал зорче видеть, потому что и глаза прочистились от лишних шлаков. Теперь все видели тех, что работают, будто себе на горе, и тех сынов, что растут хоть и дурные, зато большие, и тех, что наверстывают если не на гулянии, то на обувании.