Парад планет

Вытирая мокрые лбы, измученный контроль почувствовал себя таким измочаленным и изголодавшимся, что ел бы не только на молоке, а и на простокваше. Уже и по хатам собрались расходиться, глядь — а Хома с вилами в руках опять как ни в чем не бывало возится у навоза, будто и не одевали его в смирительную рубашку с завязанными рукавами, будто и не бросали в ящик с песком, а ящик не закрывали на замок, откуда, казалось, и дух не способен выскользнуть, не то что колхозник!

— Тьфу! — в сердцах сплюнул зоотехник Невечеря, словно грибок-боровичок влепил ему в лоб, оттого что зоотехник не знал, куда цоб[11].

— Ура! — выкрикнул почтальон Федор Горбатюк, и его глаза вспыхнули, как у той кошки, которая почуяла, где сало лежит. — Знаю, что следует сделать: Хому надо зашить в мешок!

— Выкрутится, как вьюн, — покачал головой зоотехник Невечеря.

— А перед тем заковать в наручники, — упивался своей изобретательностью почтальон, — а мешок с Хомой подвесить на карнизе высо-о-о-оченно-о-ого небоскреба!

— Здорово! — только и вымолвил зоотехник Невечеря.

— Вот только беда, — досадливо сказал почтальон Федор Горбатюк, — что в нашей Яблоневке пока что нет небоскребов…

Так до чего додумался хитрый контроль? Силком раздели грибка-боровичка, хоть он и брыкался, как тот карась, которому вспомнилась щука в море, оставили в чем мать родила под замком в уголке отдыха, а одежду заперли в комнате зоотехника. Теперь не вызволишься, мил голубок, даже если третий петух прокукарекает.

Да не успели еще и отдышаться, как Хома, не имея ключей ни от одного замка, ни от другого, каким-то образом вызволился, в свою одежду нарядился и за вилы ухватился!

— Хома наварил, Хома и употребил, — сам себя грибок-боровичок похвалил. И пошутил над неудачливыми контролерами: — Вижу, вы, хлопцы, такие ученые, что и кобылу не запряжете.

— Скажи нам, Хома, честно, есть ли на тебя какая управа? — в бессильной злости спросил зоотехник Невечеря. — Ибо ты такой ученый, что за тебя можно дать десяток неученых.

— И ученый, и толченый, — загадочно сказал грибок-боровичок, — потому как аз — били меня раз, буки — набрался я муки. А только нет такой силы, чтоб отлучила меня от ударного труда.

А упрямый контроль наконец понял, что он не способен Хому ученого отучить от хлеба печеного. Может, вызвать по телефону самого начальника районной милиции товарища Венецийского, чтобы взяли Хому под стражу несколько самых бдительных стражей порядка?

Наконец Хома отлученный управился с навозом в коровнике, вытер ладонью обильный пот на лбу да и говорит:

— Вы, хлопцы, хоть и народный контроль, а чужому горю не радуйтесь. Потому что нет злее кары на свете, чем без работы сидеть. Я из тех, что роют, пока живут, а по смерти меня зароют… Вы таки народный контроль и должны меня контролировать, развеселю я вас нынче!

Достал грибок-боровичок из одного кармана катушку ниток — и проглотил ее перед удивленным народным контролем. Потом из другого кармана достал пакет иголок, высыпал их в пригоршню и проглотил, будто конопляное семя.

— Хома! — испуганно вскрикнул долгожитель Гапличек, когда-то спасенный грибком-боровичком от верной смерти. — Конечно, твой рот не хлев, его не закроешь, губ твоих не склеишь, но ты не ведаешь, чем обедаешь!

А Хома отлученный уже проворно тянул изо рта своего длинную-предлинную нитку, на которую были нанизаны все те иголки, которые он только что проглотил при всем честном народе.

— Усекли, хлопцы, смикитили, что какая прядка, такая и нитка? — промолвил грибок-боровичок, обращаясь к народному контролю, который оцепенел от удивления. — Вы привыкли к тому, что от лося — лосята, а от свиньи — поросята, только я не вашего поля ягода, вот, меня от работы никаким макаром не отлучите!

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

в которой западные буржуазные органы дезинформации обнаруживают в отлучении Хомы от колхозной работы причину многих своих социальных невзгод и одновременно объявляют о том, к каким земным курьезам привел задуманный грибком-боровичком парад планет

Буржуазный Запад, который внимательно следил за трудами и днями Хомы Прищепы из Яблоневки, подхватил и раздул весть о принудительном отлучении грибка-боровичка от ударного труда и сделал из этого сенсацию. Забыв о миллионах собственных безработных, которые в условиях капиталистической эксплуатации не могут найти дела для рук своих, забыв о нескончаемых очередях на биржах труда, буржуазные пропагандисты что было сил дули в свою кривую дудку. Мол, еще никогда и нигде так не топтали права человека, как в колхозе «Барвинок». И, мол, разве не стоит вопрос об отлучении старшего куда пошлют срочно вынести на обсуждение на одно из заседаний Организации Объединенных Наций?