По правде сказать, не всех болванов в Яблоневке побили, не всем лбы раздробили, но если наш народ способен кошке хвост завязать, с ведьмой по чарке выпить, когда в космосе едва ли не пашет, не сеет и урожай не собирает, то что там ему эти болваны! Некоторые из них схоронились в бурьяне и оврагах, славные такие болваны, мордастенькие, лупоглазые, лопоухие. Ну, вылитый грибок-боровичок, каким его в разных частях света вырубали и вытесывали хомопоклонники всех мастей. Спрашиваете, так до чего додумались у нас? А додумались у нас этих болванов перелицовывать, личину их менять.
Попробуйте памятник новый или какой-нибудь бюст поставить. И деньги, и материал, и работа скульптора тут, а денег, и материала, и работы даже сам черт не напасется. Вот и приспособились в Яблоневке использовать настоящего болвана, немного топором или обухом топора подправлять ему физиономию или выражение глаз — и уже, глядишь, перед тобою не грибок-боровичок, а совсем другой фрукт.
Вот и появились во многих селах эти совсем другие фрукты. В одном месте, не без хитрой выдумки и изобретательности, перетесали старшего куда пошлют на заслуженного учителя, в другом — на знатного механизатора или знаменитого врача. И не такое еще случалось! В Сухолужье, например, омолодили одного болвана, прицепили ему галстук, сунули пионерский горн в руки и поставили в школьном дворе. В Виннице, в парке над Бугом, гранитного грибка-боровичка одели в куценькие спортивные трусы и приспособили к рукам весло. В Мелитополе гипсового старшего куда пошлют нарядили в рабочий комбинезон, поставили на центральный улице, а в левую руку положили большую гайку, которую Хома разглядывал с сардоническим выражением на лице. Конечно, встречались и другие интересные находки в этом жанре монументального искусства, которое так отважно взялось эксплуатировать дармовых болванов.
Частичная болванизация монументального искусства совпала с дальнейшими событиями, поэтому следует немного рассказать про эти трансформации Хомы, в которых — и фантазия, и полет мысли, и практичность.
Резонно заметить, что яблоневский сельсовет в лице председателя Игната Васильевича Перекучеренко в упряжке с председателем колхоза «Барвинок» Михайлом Григорьевичем Дымом наконец должны были отреагировать на это. Такая слава, разлетевшаяся не только по Яблоневке, а и по всему миру, такая огласка, ажиотаж, нездоровая сенсационность, а местные органы молчат, будто параграфов наглотались и эти параграфы стали у них колом в горле. Бывает, скажете? Бывает, что и вошь вдруг запевает, но какой любитель вокала станет слушать ее?!
В один прекрасный день Хому любезно пригласили в сельсовет пред светлые очи Игната Васильевича. Сначала грибок-боровичок решил, что Перекучеренко надумал полечить свое заикание, и поэтому сразу поспешил в сельсовет, потому что он никогда не отказывал больным людям и был готов помогать Перекучеренко и впредь — ему не жаль было своей исцеляющей магической силы. Но когда переступил порог кабинета, невольно растерялся.
У освещенного солнцем окна беседовали двое — председатель сельсовета и сам начальник районной милиции товарищ Венецийский. Когда скрипнули двери, они прервали свой разговор и уставились внимательными взглядами на грибка-боровичка.
Над головами у обоих светились нимбы. Над головой председателя сельсовета нимб напоминал серебристое свечение, а над головой самого начальника милиции товарища Венецийского нимб напоминал золотистое свечение, как на иконах старинного письма. Мгновенным взглядом пронзив обоих насквозь, старший куда пошлют увидел, что Перекучеренко сегодня за обедом съел щи, тушеную гусятину и запил все грушевым компотом, а сам начальник районной милиции пообедал кабачковой икрой, рубленым шницелем, сибирскими пельменями и таллинским кефиром. У него болела поясница и ныла правая почка. Хотя Венецийский и происходил из подоляков, от деда-прадеда кондовых селян, но своей красой и статью напоминал кавказского джигита, и что-то демоническое было в выражении его черных выпуклых глаз, в резких чертах мужественного лица, которое можно было бы чеканить на монетах.
— Д-добрый д-день, Х-хома, Х-хомович, — первым виновато поздоровался председатель сельсовета, сдерживая радостную улыбку от встречи с грибком-боровичком. Ведь он так и лечился от своего заикания — созерцанием чародея-яблоневца и веселым смехом.
— Здравствуйте, коли не шутите, — сдержанно ответил грибок-боровичок, — так чтоб матери вашей семь копеек.
— Так-так, — усмехнулся Перекучеренко, чувствуя, как с появлением Хомы это проклятое заикание проходит.
Начальник районной милиции сам товарищ Венецийский сказал:
— Хома Хомович, вы с фермы, от скотины?