Парад планет

Не верьте Хоме, заклинал золотоглазый академик, будто он сумеет избавить колхоз «Барвинок» от вируса мозаики кукурузы или от вируса бронзовости помидоров, от вируса желтой мозаики гороха или от вируса зеленой крапчатой мозаики огурцов. Не верьте, что он способен в будущем уберечь яблоневцев от симптома психологической подушки Дюпре и смешанных психозов Гауппа — Мауца, от эротической зоофилии Крафта-Эбинга и артериосклеротического хронического галлюциноза Суханова. Не верьте, будто ему удастся справиться с функциональными изменениями сетчатки глаза при старении, будто, используя биологически активные вещества, он продлит жизнь пожилым людям, будто воздействием ионизирующей радиации он сможет влиять на продолжительность жизни любого биологического объекта.

Не верьте, заклинал золотоглазый академик Иона Исаевич Короглы, который из чувства зоологической зависти и амбициозности стал злым гением старшего куда пошлют. Каждое слово в его письме топорщилось и вставало дыбом, знаки препинания раздраженно гудели, словно оводы, а мысли были такими, будто черт с них никогда и не слазил.

— Гляди, Иона Исаевич аж из Киева так коршуном и клюет! — пораженно произнес председатель колхоза Дым, покрутив письмо в руках. — Видно, он из тех больших ученых, у которых недосол на столе, а пересол на спине. Но ведь от Хомы и вправду всего можно ожидать, может, он и вправду задумал спасти Яблоневку от эротической зоофилии Крафта-Эбинга? Прежде не слыхал про такую, чтоб ей пусто было!

Оперативно реагируя на письмо, председатель колхоза Дым собрался и поехал в коровник. Старший куда пошлют в поте лица трудился возле скребкового транспортера, все честь честью, как и надлежит. Может, и вправду мозгует над симптомом психической подушки Дюпре, разве угадаешь, но с каких это пор заказано мозговать? Досадливо крякнув, председатель колхоза Михайло Григорьевич вышел вон из коровника.

Может, он и не повел бы себя так беспечно, если бы знал, что возле скребкового транспортера трудится физическое тело старшего куда пошлют, а астральное тело Хомы в это время ой как далеко улетело от колхоза «Барвинок», неподвижно повисло сейчас над серой от жары и пыли ярмарочной площадью гватемальского городка Демокрасия, а эта площадь уставлена загадочными магнитными болванами, вырубленными из гранита древними ольмекскими мастерами, и лицо у Хомы — загадочное, будто у магнитного болвана…

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

в которой старший куда пошлют забегает вперед научно-технического прогресса еще дальше, чем прежде, удивляя свою родную жену Мартоху, которая не может смириться с Хомой-тракторозавром и его ужасающими машинно-человеческими страстями

Фук на фук как попадет, то это ни к чему не приведет, но Хома не только фуков набрал и в фуках роскошествовал, Хома умел приготовлять — умел и подавать, не обижал батьку своего лысого, а матерь плешивую… Так вот, этому фортелю, который выкинула научно-техническая революция в Яблоневке, удивляться не стоит, чтобы не уподобляться тому Семену, который поясок затянул — да и думает, что поумнел…

Стояла прозрачная, солнечная осень. В садах светились спелые поздние яблоки, легкая паутина бабьего лета плыла над селом, словно беззвучные серебряные струны. Возле школы детские голоса на переменках звенели, будто звоночки. Пахло подсохшим калуфером, мятой, пасленом. В полях пахали на зябь, и механическая тракторная музыка волнами наплывала на село.

Мартоха после полудня шинковала капусту в сенях и все думала о Хоме, который как ушел вчера с утра в коровник, так и не вернулся. А ну как угодил в какую-нибудь беду?.. С улицы донесся глухой гортанный рокот трактора, потом этот же трактор затарахтел у ворот, въехал во двор… Выглянула женщина из сеней, кого это там лихоманка принесла, глядь — а на тракторе Хома благочинный.

— Радуйся, народ, кот сало несет, радуйся, не реви, потому как уже перед дверьми! — упрекнула его Мартоха, ибо какая бы жена не упрекнула, если ее муж шляется невесть где.

— Трактор выбивал в колхозе, чтоб огородик свой вспахать! — виновато крикнул Хома из кабины.

— А не бегал ли, часом, твой бычок без веревочки?

— А, Мартоха, ты бранишься, а солнце светит! — буркнул грибок-боровичок да и въехал в огород.

Пока он там пахал, Мартоха шинковала капусту, потом, оттаяв сердцем, начала готовить ужин для мужа, который хоть и бродяга, хоть, может, его бычок всю ночь и носился без веревочки, а все же труженик, и трактор вон привел на огород, и вместо тракториста сел в кабину, ибо, видать, все механизаторы сейчас на колхозных полях работают.

Хома допахал огород, сколько там пахать, когда в руках не заступ и не плуг на конной тяге, а машина, которая ворочает землю лучше целой упряжки лошадей.

— А иди-ка ужинать! — позвала Мартоха, когда муж остановил трактор у хлева.